***

Сначала он подумал, что все произошедшее утром в парке привиделось ему, было видением, аурой, предшествующей инсульту. Но вскоре понял, что это не так. Купленный на следующей неделе лотерейный билет и в самом деле оказался выигрышным... Выигрыш был крупный.
Кто и как помог устроить дело, он не знал, но догадывался. Он переехал в крошечный городишко под Лондоном и поселился в уединенном домике на отшибе. Почти два месяца он ни с кем не общался.
Уже через несколько месяцев во всех документах появилась информация о том, что Карренс-старший умер, а младший выжил...
...Через месяц в городке в нескольких милях от Лондона, где он на время поселился, совершил самоубийство аптекарь, у которого Он приобретал лекарства. Незадолго до смерти он как ребенок радовался подарку, преподнесенному благодарным клиентом - красивому старинному кинжалу.
На вскрытии нашли рак легкого. Аптекарь очень много курил.
Аптекарь был первым.
Их было много...

***

Огонь в камине почти потух. Яркость воспоминаний заставила человека с ястребиным взглядом заново пережить все то, о чем он успел почти забыть. Но был ли разрушен договор? Он пока не мог этого понять.
Он ждал утра.

Утро вновь принесло с собой промозглую погоду с мелким моросящим дождем, сырой, насквозь пропитанный влагой воздух и небо, сплошь обложенное плотными серыми облаками.
Малдер, ранняя пташка, вскочил еще в семь утра, созвонился с шерифом, узнал новости. Карренс находился под постоянным наблюдением полиции, хотя сам, возможно, об этом и не догадывался. За ночь и утро он ни с кем не контактировал, в шесть тридцать у него в кухне зажегся свет, он позавтракал и до восьми тридцати сидел в своем домашнем музее, читал газеты. Владельца мотеля, как выяснилось, доблестные полицейские умудрились упустить - он скрылся в неизвестном направлении и сейчас его поисками занималась уже почти вся полиция штата.
Шериф, чувствовавший за собой вину, позаботился о завтраке. В четверть десятого Малдер уже стучался в дверь номера напарницы, и от этого стука она проснулась. И поняла, что спала крепко. Без снов.
Малдер в окно демонстрировал пакеты в руках. Помахал рукой, намекая, что неплохо бы и позавтракать, жду, мол.
И отошел к машине.
Дана отбросила одеяло, встала и отправилась в ванную.
Через десять минут она была уже готова к борьбе с неведомым.

Когда они ехали в машине по направлению к полицейскому участку, Малдер осторожно спросил:
- Как самочувствие?
- Превосходно, - буркнула Скалли, поперхнувшись кофе, налитым в бумажный стаканчик, – как у подснежника в минус двадцать градусов по Цельсию мартовским утром…
- Ну и замечательно.
- Что там любезный мистер Карренс? Ты успел сказать, что предполагаешь, что вчерашнее шоу – его рук дело. Мне бы страшно хотелось с ним побеседовать. Ты не против?
- К сожалению, у нас нет официального повода для его ареста, поскольку нет прямых доказательств.
- Как обычно…
- Но шериф сказал, что вроде как нашли какие- то вещественные улики по делу судмедэксперта. Кстати, сегодня утром прилетел новый медэксперт – Шейла Соггарт. Шериф считает, что этих улик, вкупе с отсутствием алиби, хватит вполне и его удастся арестовать и предать справедливому суду.
- Ты действительно так думаешь? – на Малдера исподлобья глянули серые глаза. Малдер отметил про себя, что темных кругов под ними уже не было. Это было хорошо.
- Предполагаю.
- А-а-а…
Начался дождь. Он мерно стучал по крыше машины, заливал лобовое стекло. Малдер включил стеклоочиститель, а Скалли молчала и смотрела в окно, задумавшись о чем-то своем. Вдруг она поняла, что что-то не так. Через пять секунд она поняла, что.
- Малдер, за нами слежка. Непрофессиональная. Эта машина едет за нами уже несколько минут, не отстает и держится метрах в двадцати пяти. Вон тот зеленый фольксваген. Да он тут один, в общем-то.
- Вижу, - Малдер внимательно вгляделся в зеркало заднего вида. – Но лицо водителя разобрать не могу.
- Что будем делать?
- А ничего! Охота ему прогуляться до полицейского участка, так ради бога. Нам хоть будет не так скучно. Да и ехать осталось минут пять. За это время ничего не случится.
Но агент Малдер ошибался. Для того, что должно было случиться, хватило и пяти секунд.
Зеленая машина резко увеличила скорость и на ближайшем повороте въехала в зад машине, в которой ехали агенты.
Дорога была скользкая, обе машины слетели с шоссе, но Малдеру удалось увернуться из-под зеленого автомобиля. Вместе со своим ненормальным хозяином машина красиво вписалась в ближайший столб линии электропередач.
Остановив свой транспорт, агенты выбрались наружу и по размокшей от сильного дождя земле подобрались к автомобилю. Водитель был мертв (колонка руля торчала в его грудной клетке). Малдер просунул руку внутрь и сдернул кепку с лица водителя.
- Хейм, черт меня подери!
- Неужели тоже самоубийство? – громко, стараясь заглушить шум воды, спросила Скалли. Она натянула плащ на голову (зонт остался в машине).
- Он хотел, наверное, и нас с собой прихватить. Да плохо старался. Пошли обратно в машину, там немного дальше на шоссе снова можно въехать. В участок я сейчас позвоню, доложу шерифу последние новости с поля боя.
- Пусть лучше шериф со своими людьми сам сюда едет, - сказала Скалли, добравшись до машины. Мы подождем его здесь, а уже потом поедем в участок. Черт подери, я насквозь вымокла!
- А как же твой хваленый новый плащ, Скалли?
- Издеваешься?!
Малдер помог ей избавиться от плаща и разложил его сохнуть на заднем сиденье. Налил из термоса в стаканчик еще горячего кофе.
- Выпей, а то вдобавок ко всему простудишься.
Они сидели в машине молча. Вдали уже слышен был нарастающий шум полицейских машин, когда Скалли вдруг сказала зло и негромко:
- А знаешь, Малдер, мне его почему-то нисколечко не жалко.

Скалли была безумно рада уже хотя бы тому, что не надо было делать вскрытие. Впрочем, даже если бы таковое и понадобилось, этим занялся бы новый судмедэксперт.
Это была молодая женщина, высокая, довольно симпатичная, с прямыми светлыми до плеч волосами. В кабинет шерифа она вошла быстро, окинула всех острым взглядом (Скалли – сверху вниз, ибо на своих каблуках была выше нее по крайней мере на шесть дюймов) и села в предложенное кресло. Вслед за ней вошел шериф, слегка смущенный, ибо он тоже оказался ниже мисс Соггарт на целый дюйм.
- Официально по делу Хейма заключение таково: на скользкой дороге не справился с управлением. Несчастный случай. С его машиной никто ничего не делал. Причин подозревать его в попытке убийства двух федеральных агентов как бы нет. Теоретически мы можем предположить, что это было самоубийство, спровоцированное мистером Карренсом. В багажном отделении найден кинжал без ножен.
- Вы действительно считаете, что все, что тут было сказано, может быть на самом деле? – лицо нового судмедэксперта выражало недоверие. Ей уже успели пояснить дело в общих чертах. В голубых глазах эксперта светилась четко читаемая мысль: «Всякой ерундой страдают за деньги налогоплательщиков, вместо того, чтобы делом заниматься. Как мы…», и она довольно благосклонно улыбнулась шерифу.
Шериф слегка зарделся.
Малдер вздохнул.
По лицу Скалли скользнула полуулыбка.
- Оно не может быть, мисс Соггарт, - молвила агент ФБР Дана Скалли. – Оно есть на самом деле.
- Я еще не все сказал, между прочим, - шериф выложил на стол документы и фотографии. – Нами найден свидетель, видевший, как Карренс копался в машине шерифова племянника. Это было во время их последней встречи. Машина стояла в гараже. Карренс вышел из дома, вошел в школу (так как его было видно из окна), вышел через другой выход и побежал в гараж. Через пять минут он вышел оттуда и тем же кружным путем вернулся… Свидетель играл в прятки с другими представителями школьного люда и прятался в самом гараже. Хотя свидетелю всего десять лет, его показаний достаточно. К счастью, мистер Карренс о нем не знает, иначе, боюсь, мальчика уже не было бы в живых.
- Его охраняют? – быстро спросила Скалли.
- Разумеется, мэм.
- Теперь Карренса можно арестовать и предъявить ему, наконец, обвинение в убийстве?
- Совершенно верно. Но у нас одна проблема – нет мотива. И хороший адвокат может развалить дело. Поставить под сомнение показания несовершеннолетнего ребенка. Тем не менее, мы надеемся на благоприятный для нас исход.
- Вот и прекрасно, - Шейла Соггарт вставила свои пять центов. - Обвинение в убийстве, все очень просто и никаких потусторонних явлений, никаких спровоцированных самоубийств. Этого просто не может быть, я уверена, что это простое совпадение. Это вообще не нужно вставлять в отчет. Вам никто не поверит, и нас всех просто посчитают сумасшедшими.
Шериф и Малдер испустили по тяжкому вздоху, впрочем, вздох шерифа был более благосклонен.
Скалли же, тонко улыбнувшись, произнесла:
- В ваш отчет вы можете ничего не вставлять из того, что было выявлено и доказано агентом Малдером и мною. Но мы в наших отчетах изложим все именно так, как оно было на самом деле. И поверьте, истина ничуть не страдает, если кто-либо ее не признает.
Малдер благодарно улыбнулся.
- Можно ехать к этому Карренсу или нужно еще чего- то ждать? - спросила новый судмедэксперт.
- Можно и ехать, - буркнул шериф, позвонил по телефону, отдал указания и поднялся со стула.
- Мэм? – вопросительно обернулся он к мисс Соггарт.
Та что-то неразборчиво фыркнула и вышла из кабинета первой. На двух агентов ФБР она даже не оглянулась.
- Никогда не думал, что увижу такое яркое подтверждение широко распространенному мифу о высоких голубоглазых блондинках, - негромко, так, чтобы кроме Скалли, никто не услышал, пробормотал Малдер, - которые зачастую оказываются полными…
- Малдер, - оборвала его довольная Скалли, - будь же снисходителен. Вот шерифу мисс Соггарт явно приглянулась…

***
Глупо как- то все получилось… Ни себе, ни людям. Я ведь честно выполнял уговор, и не моя вина, что он сорвался. Может, они сами плохо старались, а все, что зависело от меня, я сделал. Разве не так? Разве я в чем-либо виноват?
Сегодня ночью исчезло кольцо с моей руки. Это может означать только одно – договор расторгнут. Они более не нуждаются в моих услугах. И во мне тоже. Следовательно, у них нет никакой необходимости сохранять мне жизнь.
Что мне там обещали? Рак печени?
Ну уж нет. Не дождетесь…
Я умный человек, я это давно знаю. Если быть честным с самим собой, то я уже очень давно предвидел такой исход. Я понимал, что рано или поздно, но это случится. Весь вопрос только в том, когда… И я придумал, как быть в этом случае… Только очень трудно решиться. Очень трудно. Почти невозможно. Но я твердо знаю, что иного выхода нет и быть не может.
…Я купил его через неделю после самоубийства того аптекаря. Страшно боялся, что мне не продадут, что не пройду психиатрическую экспертизу… Но Этот, видимо, решил помогать мне во всех моих начинаниях. И в этом в том числе.
Я всегда знал, что мне суждено им воспользоваться.
Время пришло.

Человек достал из встроенного в стену задней комнаты сейфа черный тяжелый пистолет, сел с ним в кресло перед камином, тщательно вычистил его и зарядил. Обвел последний раз тяжелым взглядом коллекцию оружия на стенах. Теперь это были ничего не стоящие железные побрякушки и не более того. Рот человека скривился в горькой усмешке, резко обозначились морщины на старом лице. Это лицо казалось теперь почему-то заметно старее, чем было всего несколько дней назад.
Человек, держа оружие обеими руками, смотрел в огонь, бьющийся в камине с вечера, и пытался собрать воедино свои мысли. Но они разбегались, уплывали, в голове тонко звенела темная пустота. В жарко натопленной комнате стояла тяжелая духота.
Он видел перед собой дуло, чувствовал в ладонях холодную тяжесть и думал только об одном: ну, еще немного. Чуть-чуть… Десять минут… Полчаса…
Но обязательно - сегодня.

…Он вздрогнул, услышав резкий стук в дверь. Одновременно его слух отметил шум за окнами – шум от подъезжающих машин, тяжелые звуки шагов как минимум дюжины полицейских, тихие звякающие отзвуки оружия. Он улыбнулся, и в голове его мелькнула простая мысль, показавшаяся ему наилучшим выходом. Он осторожно разрядил пистолет и ссыпал пули в карман.
- Мистер Карренс? – раздался из- за двери голос шерифа. – откройте, полиция!
Он осторожно отошел в темный угол комнаты. Спрятал пистолет за спину.
- Открыто, господин шериф…
Шериф толкнул дверь и с оружием в руках по всем предписанным правилам влетел в комнату. Уже потом вспомнил, что надо было сначала попросить учителя выйти наружу самому.
За ним стояли уже Скалли и Малдер, тоже с оружием в руках.
- Вы арестованы по подозрению в убийстве, - начал шериф. – Выйдите на середину комнаты с поднятыми за голову руками. Брюс, - крикнул он своему помощнику, - зачитайте мистеру Карренсу его права…
Но помощник не успел и рта открыть.
Карренс сделал один резкий и большой шаг вперед, выбросил перед собой обе руки с зажатым в них револьвером, направленным в сторону Скалли.
- Я должен окончить начатое дело, - хладнокровно сказал он. Сделал вид, что нажимает на курок.
И случилось то, чего он и хотел. Два выстрела - Шерифа и Малдера - прозвучали одновременно.
Скалли, несмотря на свою высокого уровня подготовку по части стрельбы, осталась стоять, замершая и какая-то словно неживая.
Как во сне, в тягучем, тягостном, увидела она, как старый человек медленно опустился на колени, выронив из рук пистолет (Скалли почему-то догадалась в эту секунду, что он был незаряженным), схватившись руками за живот и грудь. На рубашке и халате проступили кровавые пятна. Пуля шерифа угодила в живот, пуля Малдера пробила правую верхнюю часть грудной клетки, видимо, прошла навылет… Человек опустился на колени и медленно повалился на левый бок, судорожно пытаясь что-то сказать.
.

17 ч. 12мин.
Салон самолета,
24 000 футов над уровнем моря.

Скалли сидела возле окна и молча разглядывала проплывающие внизу облака. Малдер, сидя рядом с ней, так же молча проглядывал наполовину готовый отчет, что- то дописывал и дополнял. Скалли даже отдала ему свой ноутбук, и Малдеру же, судя по всему, предстояло в основном причесывать этот отчет по прибытии в Вашингтон.
- Послушай, - наконец не выдержал Малдер этого бесконечного молчания. Скалли за всю дорогу от школы до полицейского участка, до мотеля, до аэропорта не сказала и десятка слов. – я обречен на общество глухонемой напарницы до конца своих дней?
Скалли обернулась к нему. С минуту, не меньше, смотрела на него, словно раздумывая – говорить или не говорить. И решилась.
- Пойми меня правильно, Малдер. Есть такие минуты, в которые, если начать говорить, можно наговорить много такого, о чем потом будешь сожалеть. По разным причинам. Так что я лучше промолчу. Не обижайся. Это мои собственные тараканы в моей собственной голове.
- Но я – то мог бы помочь их потравить, - вздохнул Малдер.
Но она не поддержала шутки.
Малдер взял ее руку в свою и сжал ее пальцы.
Я с тобой. Слышишь? И мы вместе никогда, никому не позволим делать из наших жизней чужую игрушку. Все будет как надо.
Он не говорил этого вслух, он просто держал ее ладонь в своей несколько кратких, как вечность, секунд.
Потом Скалли снова уткнулась в окошко, а Малдер - в ноутбук.

Они созвонились со Скиннером сразу же по прилету в Вашингтон, договорились, что подготовят отчет полностью к завтрашнему утру.
Чтобы добраться до дома, Скалли хотела взять такси, но Малдер сказал, что он предусмотрительно оставил свою машину на стоянке возле аэропорта, и что, конечно же, подбросит свою напарницу домой.
Скалли подумала… и согласилась.
Они проезжали мимо большого магазина, когда Скалли внезапно подняла голову и попросила Малдера на пять минут остановиться.
Малдер послушно остановил машину в предназначенном для этого месте, и Скалли, торопливо нащупывая в сумочке бумажник, вышла. Малдер пригляделся и понял, что они остановились перед магазином детских игрушек.
Буквально через пять минут Дана вернулась, держа в руках что- то большое, белое и пушистое, завернутое в полиэтиленовый пакет.
Когда она села в машину, Малдер увидел, что это большой белый заяц в розовой клетчатой юбочке и розовым же бантом между ушами. Круглые черные пуговки-глаза задорно глядели из-за полиэтиленовой пленки.
Малдер не совсем понял, зачем Скалли этот заяц, но посмотрел на ее лицо и спрашивать не стал. Вместо этого он поинтересовался:
- Куда теперь?

Они шли по зеленой траве мимо надгробных плит. Было по-вечернему прохладно, от земли поднимался белесоватый туман.
Могила Эмили находилась в дальнем конце кладбища, где было тихо и спокойно, куда почти не долетал шум, и только старые мощные деревья неспешно шелестели листьями под ветром.
На небольшом светлом могильном камне было выгравировано: «Эмили Син. Скалли. 1995-1998»
Скалли опустилась на колени. Малдер остался стоять. Он смотрел, как Скалли пристраивает зайца на могильной плите. Одно ухо у него согнулось, и мордочка приобрела какое- то печальное выражение…
Скалли замерла в одной позе, закрыла глаза. Она рада была тому, что Малдер стоит позади нее и поэтому не видит, как по ее щекам текут прорвавшиеся слезы. Она смахнула их тыльной стороной кисти и в этот момент почувствовала на своем плече ладонь напарника. И от этого простого ободряющего жеста ей стало легче.

….Вечером пошел дождь. Заяц в розовой клетчатой юбочке намок, уши у него обвисли. Один из смотрителей сжалился над ним, унес в контору, высушил, расчесал. Утром посадил обратно… Пошел от могилы маленькой девочки, задумавшись о чем- то своем. Когда позади раздался шелест ветра в листьях, он обернулся и увидел, что заяц исчез, а на могиле лежит цветок одуванчика.
Смотритель не верил ни во что мистическое, но ему всегда было страшно жаль умерших маленьких детей и их родителей.

20 ч. 35 мин.
Церковь ….

Апрельским вечером в церкви …. появилась невысокая рыжеволосая женщина в черном плаще и туфлях на каблуках. Она медленно прошла к кабинке, желая исповедаться… или, быть может, просто поговорить со святым отцом. Исповедовалась она редко.
Голос ее был тих и спокоен.
- Святой отец… Я грешна. Я ропщу на Господа за то, что он несправедливо, по моему мнению, отмеряет нам длину нашей жизни… В прошлом году я похоронила маленькую дочь. И мне больно сегодня, в ее день рождения, думать о том, что я потеряла ее так рано, что она пришла в этот мир всего на несколько мгновений. Мне больно, потому что она могла бы жить, могла бы радоваться жизни, любить меня, и я могла бы любить ее. А теперь ее нет со мною, и я ищу виноватых, хотя виновные в ее смерти не достижимы для меня… и тогда я ропщу на Господа, что он допустил ее смерть.
Голос святого отца был полон участия.
- Ты же знаешь, что все, что ни делается, все имеет свой смысл, таков божий промысел, дочь моя…
- Я знаю. Но трехлетний ребенок должен жить. Это неправильно, когда дети уходят раньше родителей… И хотя я врач, я сотрудник ФБР, я знаю, что смерть настигает людей всегда неожиданно и всегда не вовремя, но это… это слишком несправедливо. Особенно когда касается тебя и твоих близких.
- Твоя дочь была больна?
- Да, святой отец. Она была тяжело больна, и вылечить ее было нельзя. И тому есть виновные…
- Но это ведь люди. Кроме того, ты не права в одном. Где бы ни была твоя дочь, с тобой здесь или без тебя там, ты любишь ее и она любит тебя.
- Святой отец… Мне было так плохо, что я едва не наложила на себя руки… Хотя теперь я очень рада, что мне это не удалось.
- Лишать себя жизни – это большой грех. Нельзя бросать такой великий дар – жизнь – в лицо дарителю. Что же остановило тебя?
- Я не знаю, святой отец. Я подумала, что если я уйду, то будут люди, которым будет очень плохо из-за того, что я их оставила. Я не имела права так поступать с ними. Этих людей слишком много – моя мать, мой брат, мой напарник…
- Тебя остановило чувство долга?
- Да, наверное.
- А может быть, это просто любовь к твоим близким?
- Возможно…

Агент ФБР Дана Скалли спала, укрывшись одеялом до подбородка.
В снах ее впервые за эти дни не было кошмаров, не было ужаса и темноты, не было высушенной пустыни, которой иногда представлялась ей ее собственная жизнь.
Что ей снилось?
Ей снилась маленькая светлоголовая девочка в джинсовых брючках и курточке, прижимающая к себе слегка подмокшего белого зайца в розовой клетчатой юбочке с розовым бантом между ушами….
Девочка улыбалась и свободной рукой приветливо махала ей.
У меня все очень хорошо… Не волнуйся, мама… Я люблю тебя, и я знаю, что ты меня любишь. И все-таки ты не приходи пока… А я… Я буду тебе сниться. И буду сниться только в хороших снах. Честно-честно! Я обещаю! Спасибо за зайца, мамочка… Спокойной ночи…
И Дана засыпает – еще крепче, без сновидений, и ее истерзанная душа в поисках успокоения летит сквозь звездные выси в прохладном тумане, и понимает, что в жизни, в сущности, все не так уж плохо устроено...

Но вечный ее вопрос – что же это за истина, Фокс, друг мой, ради которой мы идем на то, что может сделать нас несчастливыми? Мы обходим эти несчастья или примиряемся с ними, или ищем тех, кому можно отомстить, или тех, кого можно наказать, но сама истина ускользает от нас, и так повторяется из года в год… Право, даже кажется иногда, что даже поиски в черной комнате отсутствующей там черной кошки и то более плодотворны…
Но я не отступаю, нет. Пока еще есть у меня силы, пока дух мой не сломлен, я согласна на эти поиски. Может быть, и я найду в них то, о чем никогда не признаюсь даже самой себе, даже сейчас…
А истина… Что же – будем считать, что времени на ее поиски еще достаточно. И она непременно откроется нам, и тогда станет ясно, для чего же шли мы на такие жертвы и потери, которые едва не сделали нас несчастливыми. Но то, что жизнь прекрасна – ясно даже и без найденной истины…

The end

Прошу прощения у читателей, которые увидят в этом фике излишний пафос. увы, там его есть. Фику восемь лет, и тогда я и думала, и мыслила несколько иначе, чем сейчас, но решила все-тки глобально не переделывать его.
Всему свое время.
Спасибо всем за внимание!