Какой замечательный фанфик! L-Il-a, Спасибо большое.
Я вообще странным образом люблю фанфики, в которых Скалли страдает (лучше, чтоб не очень сильно, конечно)...
Quote (vladigora)
я не люблю, когда Малдер начинает "крутить" с другими бабами.
...ревнует, уходит, уезжает (или собирается), чувства свои и боль скрывает, а непрошибаемый Малдер дальше носа своего не видит...Потом он прозревает, просит прощения, любовь-морковь и всё такое...дальше НЦ. Я правильно поняла, тут все так и будет? Тогда очень жду проду.
Сообщение отредактировал AlenaS - Четверг, 2012-05-03, 2:41 AM
Заметить Миранду в приемной не составило труда: она сидела, скрестив длинные ноги, с потрепанным номером «People» на коленях, единственная из присутствующих, кого не скрутило от боли и не трясло от беспокойства. Малдер глубоко вздохнул и медленно направился к ней. – Привет, – поздоровалась она, увидев его. – Привет, – ответил он и плюхнулся в соседнее кресло. – Простите, что так долго. – Ах, не морочьте голову. Я прекрасно провела здесь время. Как дела у Скалли? – Нормально, – он подергал пуговицу своего пальто, которое так и не удосужился снять за те два часа, что провел в больнице, – она спит. Ее решено оставить до утра. – Что случилось? Малдер сгорбился, пряча лицо в ладонях. Он прошагал бы по бесконечной дороге из желтого кирпича, чтобы найти волшебника, способного ответить на этот вопрос. Первородный ли грех или кровь Авеля на руках брата – хоть чем-то же должно объясняться то, что его жизнь запутывается, и сам он к вящему ужасу тянет за оба конца нити. – Скалли больна, – сказал он. – Рак. – Ужас какой! – Она прикоснулась к его плечу. – Мне так жаль. – Да уж, – Малдер потер лицо, распрямился и откинулся на спинку кресла, – хотя «ужас» – еще мягко сказано. – Пожалуй, – согласилась Миранда и после паузы продолжила: – Глядя на нее, никогда бы не подумала, что она больна. Малдер коротко выдохнул. – Она старается, чтобы никто и не подумал. – Она, наверное, чрезвычайно сильный духом человек, раз в ее состоянии всю себя отдает работе. Это вызывает восхищение. – Не все так просто. Миранда, взяв его ладонь в свою, переплела их пальцы и поднялась с кресла. – Давайте спустимся в кафетерий и купим по сандвичу. И вы сможете объяснить. Малдер, оставшись сидеть, покачал головой: – Уже поздно. Я должен отвезти вас домой. – Вам нельзя вести машину. Бросьте, пойдемте перекусим, – она тянула его за руку, пока он не встал, и именно в этот момент его желудок предательски заурчал. Под действием адреналина от прежде съеденных трех кусков бифштекса с сыром осталось одно воспоминание. – Думаю, можно и по сандвичу. Внизу они купили упакованные в пластик бутерброды и по банке газировки. Из-за отсутствия окон трудно было определить, что время уже очень позднее; в бледно-желтом помещении кафетерия коротали ночь немногочисленные молодые люди в больничной униформе и чьи-то измученные ожиданием родственники. Малдер прошел в тесную будку вслед за Мирандой и сел напротив нее. Распаковывая свою порцию, Миранда посмотрела на него. – Когда мама заболела, все избегали разговоров об этом, якобы чтобы пощадить мои чувства. Но правда в том, что они сами не желали говорить. «Ну, как дела, дорогая? Вот и хорошо». Врачи дали ей полгода, а я должна была по-прежнему выглядеть счастливой для окружающих. Малдер откусил от клубного сандвича и прожевал кусок, не ощущая вкуса. Сердце не сбавило скорости и учащенно билось словно бы в горле. – Однажды вечером я заехала в аптеку по пути из больницы домой, – продолжила она, – и продавец пожелал мне удачного дня. Я потом полчаса рыдала в машине. – Скалли… Скалли поправится. – Ой, – спохватилась Миранда. – Конечно, она поправится, – она пожала его руку через стол, – я вовсе не имела в виду… Извините. Я только хочу сказать, что знаю, насколько тяжело изо дня в день прикидываться, будто не разбит горем. Малдер мысленно согласился с ней, еще сильнее чувствуя себя раздавленным, и отложил сандвич. – Хотите мой огурчик? – спросил он. – Нет, спасибо. – Скалли всегда съедает мои огурчики. Миранда улыбнулась. – Вы ведь давно с ней знакомы, не так ли? – Четыре года. Мне ее фактически навязали – я не хотел работать с напарником. Боже, она была совершеннейшим желторотиком. Вошла тогда в мой кабинет с таким серьезным выражением лица, убежденная, будто знает все на свете. – Держу пари, вы ее разубедили, – вставила Миранда. – Не уверен, что такое вообще возможно. Представьте себе вашу студентку Джину – вот такой и была Скалли. Такая и есть Скалли. Непримиримая спорщица. – Для спора нужны двое, – заметила она, вызвав у Малдера улыбку. – Так и есть. Куча вещественных доказательств, мы со Скалли и извечное противостояние: кто первым выдвинет версию. Против каждой моей теории она выдает две. – На этом и базируется идеальное партнерство. Смущенный, он покачал головой и откупорил банку с газировкой. – Вы очень помогли мне сегодня, – сказал он. – Спасибо. Я ваш должник. – Рада была помочь. И вы ничего не должны мне, кроме ужина. Малдер кивнул и снова откусил кусочек бутерброда. – Назначьте время. Она пристально посмотрела на него, опершись подбородком на руку. – Не спешите. Малдер отряхнул рубашку от крошек. – Что? – спросил он с полным ртом. – Я еще не решила, польщена я или обижена. – Я вас не понимаю. Она вздохнула и выпрямилась. – Вы солгали мне, сказав, что свободны. Вы несвободны, и даже очень, это ясно как день. Малдер едва не подавился, отрицая: – Я не лгал. – Пожалуй, я решу, что польщена, – пробормотала она. – Это тешит самолюбие. – Миранда, у меня никого нет. – Скалли. – Но мы – друзья. И партнеры. – Возможно, так считаете и вы, и все вокруг, – она перегнулась через стол и дотронулась до его груди слева, – но не ваше сердце. Малдер крепко зажмурился. – Это ничего не меняет. Это не считается. – Фокс, – позвала она, и когда он открыл глаза, одарила его грустной улыбкой. – Прекрасный и глупый Фокс. Только это и считается.
*** Скалли несколько раз моргнула для уверенности, что она еще может открывать глаза – в комнате было так же темно, как и в ее голове. Руки и ноги под простыней налились тяжестью, в пересохшем рту распух язык. Она пошевелилась, уточняя, где она находится. – Дана? – донесся сквозь мрак тихий голос ее матери. Мгновением позже зажегся ночник. Скалли повернулась и, сощурившись от света, увидела мать. – Мама? Ты еще не ушла? – Конечно, не ушла. Как ты себя чувствуешь? Хочешь пить? – Да, спасибо. – Она попыталась сесть, пока мать наливала воду в розовый пластиковый стаканчик. От него ладони холодило; и вспомнилась вдруг быстрорастворимая фруктовая шипучка в жаркий день. – Который час? – Начало второго ночи. Мать стирала стекавшую с запотевшего графина влагу. – Мама, поезжай домой и отдохни. Со мной все будет в порядке. Та в ответ замерла, потом одним движением начисто стерла конденсат. – Ты не в порядке. Ты загоняла себя чуть не до смерти, и я не понимаю зачем. – Это больше не повторится. – Ты хоть слушаешь своего доктора, Дана? Я сегодня кое-что выяснила из разговора с ней. Сбавь обороты. Ты не заботишься о себе. – Я о себе забочусь! Разумеется, заботится. Ведь никто, кроме нее, не чистит унитаз от следов рвоты, не жонглирует уймой коробочек и бутылочек с прописанными ей лекарствами. Малдер, мать и все прочие, желающие знать подробности ее болезни, – они, кажется, не понимают, от чего она хочет их уберечь. – Поверь, я забочусь о себе наилучшим образом, насколько это возможно. – Поверить тебе? И это после того, как мне позвонили и сообщили, что моя дочь в отделении неотложки, потому что потеряла сознание в такси? Скалли закрыла глаза и откинулась на подушку. – Ты не понимаешь. – Я понимаю, – отрезала мать. Скалли почувствовала, что кровать прогнулась, когда мать присела на край и взяла ее за руку. – Я не понаслышке знаю, каково это – потерять дочь. И ты не одинока в своих страхах. Но ты волшебным образом не излечишься, притворяясь, будто ты не больна, Дана. Все будет как раз наоборот. Снова открыв глаза, Скалли заметила сползший на ее лицо локон, который ее мать смахнула в сторону. – Я не притворяюсь, будто не больна. Но я и не собираюсь притворяться мертвой. – Боже, Дана, никто от тебя этого и не требует. Но ты изнуряешь себя, изматываешь. Ради чего? Чтобы оказаться на больничной койке? Сейчас такое время, которое лучше провести с семьей, и делать то, что тебе нравится. «Чем я и занимаюсь», – признание самой себе, непрошенное и постыдное, заставило Скалли потупиться. Тут и признаваться не в чем, когда ее действия – громче всяких слов: у меня свои приоритеты, мама, и ты к ним не относишься. Мать сжала ее ладонь. – Помнишь, когда тебе нездоровилось, я гладила тебя по спине и готовила специальный супчик? Я должна и сейчас ухаживать за тобой, а вместо этого мы почти не видимся. Глаза Скалли слезились от утомления. – Мама, клянусь тебе, я так поступаю не для того чтобы обидеть тебя. Я просто не понимаю, зачем тебе находиться тут во время моих процедур, если ты все равно ничем не поможешь. Мне будет паршиво независимо от того, есть ли со мною кто-то рядом или нет. Ничье присутствие не имеет значения. Теперь уже мать опустила взгляд. – Нет, это имеет значение для меня, – сказала она.
*** В следующую пятницу Малдер приступил к розыгрышу партии: – Скалли, днем в воскресенье показывают «Африканскую королеву». Давай посмотрим? Сидевшая в другом конце кабинета Скалли сняла очки и сморщила нос. – Кино? Нет, спасибо, – и она снова посмотрела на монитор своего компьютера. – Собираюсь воспользоваться случаем и кое-чем заняться, раз на этой неделе у меня нет радиотерапии. Слишком много дел накопилось. – Но это же классика! Старина Богарт, Хепберн! И пиявки*! Брось, Скалли, тебе же нравятся пиявки. Она слабо улыбнулась, но взгляд не подняла. – В другой раз, Малдер. И ты ведь можешь пригласить Миранду. «Я не собираюсь приглашать Миранду, – подумал он, – потому что это не ее я должен выманить из дому ради вечеринки-сюрприза. И уж она-то точно была бы не против и пошла бы на проклятый фильм». Разочарованный, он метнул в потолок карандаш. Карандаш отскочил и, свалившись, попал ему в глаз. – Вот черт! – пробормотал Малдер, закрывая пострадавший глаз ладонью. – Что случилось? – спросила Скалли, по-прежнему не глядя на него. – Скалли… Отчасти он был за то, чтобы все ей рассказать. Так или иначе – она бы хотела знать. «А миссис Скалли потом подвесит тебя за яйца, если ты испортишь сюрприз», – предупредила другая его часть. – Малдер, что ты наделал? – повторила Скалли, поднимаясь из-за стола. – Да все нормально, – потерев глаз, ответил он и несколько раз моргнул, избавляясь от нечеткости. Глаз снова видел хорошо. А Скалли стояла рядом. – Что случилось? – спросила она, склоняясь к его лицу. Оба его зрячих глаза рассматривали ложбинку между ее грудями. – Ничего, – сказал он. И в тот же миг еще один карандаш спикировал ей на голову. – Малдер! – Ну извини. Она достала карандаш из волос и вздохнула. – Ага, как обычно, – с этими словами она бросила опознанный летающий объект на стол Малдера. – Лучше бы тебе достать их оттуда, пока ты не ослеп, – заметила Скалли, подняв взгляд к утыканному карандашами потолку. – Это искусство, Скалли. Таким образом я пытаюсь выразить, насколько человечество ограничено в достижении своих целей. Скрестив руки на груди, она воззрилась на него со смесью симпатии и раздражения. – Нет, таким образом ты пытаешься выразить, насколько интересно тебе заполнять финансовые отчеты. – Да, но зато посредством искусства. Она закатила глаза и, развернувшись, направилась к своему столу. – Погоди, Скалли! Мне… э-э-э… мне нужна твоя помощь кое в чем. Ему сделалось неловко, когда он заметил на ее лице обеспокоенное выражение. – В чем? Все-таки что-то с твоим глазом? – Нет, это… э-э-э… это… ну это моя ванная! Скалли удивленно выгнула бровь, пока он мучительно придумывал объяснение: – Я решил ее перекрасить в эти выходные, а ты – на все руки мастерица. Что скажешь? Поможешь мне? Между ее бровей вырисовалась тонкая морщинка. – Ты хочешь, чтобы я помогла тебе перекрасить твою ванную комнату. В ответ Малдер энергично кивнул. – Ну я же однажды помог тебе передвинуть мебель. С тяжелым вздохом – так что даже поднялись и опали плечи – она согласилась: – Ладно. Давай утром в субботу. – В воскресенье днем. – Ты же собирался смотреть «Африканскую королеву» в воскресенье днем. – Успею на вечерний субботний сеанс. И поскольку он больше ничего не говорил, Скалли, с минуту озадаченно его разглядывавшая, кивнула: – Значит, в воскресенье.
Сообщение отредактировал L-Il-a - Пятница, 2012-07-13, 1:08 PM
Они договорились на час дня, и ровно в час Скалли постучалась в дверь Малдера. Это было чем-то невероятным – то, как она обходила всесильные законы физики: независимо от времени суток, погодных условий и того, принимает ли аэропорт самолеты, она всегда появлялась точно к назначенному времени, словно пространственно-временной континуум расступался перед ней водами Красного моря. Малдер отпер дверь и невольно опустил взгляд, чтобы встретиться со взглядом Скалли. Без привычных туфель на каблуках она сделалась на размер меньше; так бывает у русских куколок матрешек: открываешь одну, а внутри другая – помельче. Она надела вылинявшую серую фэбээровскую толстовку и из-за забранных в хвостик волос напоминала ту, прежнюю, Скалли, ежедневно воевавшую со своей шевелюрой. – Я теряюсь, – сказал он вместо приветствия, – не могу выбрать между «Океанским бризом» и «Туманным лесом». Скалли повесила свою куртку рядом с его и проследовала за ним к банкам с краской. – Ты купил оба оттенка? – Ага, – кивнул Малдер и упер руки в бедра. – Как ты считаешь, а, Скалли? Как бы поступила Марта*? – Марта воспользовалась бы своими миллионами и наняла кого-нибудь, чтобы перекрасить ванную. – Да, но… – он поднял обе банки, раздумывая. – Голубой цвет или зеленый? Сочный или свежий? Интересно, почему декораторы интерьеров считают, что мне понравится мочиться на лоне природы? Скалли опустила голову, пряча улыбку. – Выбери голубой, – посоветовала она. – Обычно тебе не очень везет в лесу. – И то верно. Очень важно создать в уборной душевную атмосферу. Он поставил банку с зеленой краской обратно на кофейный столик и повел Скалли в ванную. – Я уже вынес весь хлам отсюда, так что можем приступать. Выбирай кисть. Она внимательно оглядела покрасочный инвентарь, выложенный на столешницу у раковины. – Ты купил по одной кисти каждого вида? – Я потратил уйму времени, чтобы найти проклятый отдел хозтоваров, и не хотелось бы отправляться туда еще раз. – Сначала нужно снять душевую занавеску, – сказала она, взбираясь на борт ванны. Вскоре Скалли полностью скрыла штора в голубую полоску, и только ее кроссовки виднелись под нижним краем клеенки. – Малдер! – Она вдруг рассмеялась, и ее смех эхом отразился от ванны. – Что? Над карнизом показалась резиновая игрушечная фигурка пришельца. – Что, черт возьми, это такое? – спросила Скалли. – Подарок от Фрохайка, который воображает, будто это остроумно. Но я отплатил ему той же монетой, назвав игрушку Мелвином. – Ты считаешь нормальным, принимая ванну, забавляться с резиновой игрушкой, названной в честь Фрохайка? Хм, он никогда не задумывался о подобном, но она, пожалуй, права. – Я поставлю Мелвина в спальне, – ответил он, и Скалли захихикала снова. – Так-то лучше! – Она отцепила занавеску от последнего колечка и вручила ее Малдеру. – Выбрось-ка это и подай мне полуторадюймовую кисть. Начну отсюда. Выполнив распоряжения, он откупорил банку с «Океанским бризом», и Скалли, встав на оба борта ванны, аккуратно прокрасила стену под молдингом*. Малдер надеялся, что она поторопится – в четыре пополудни они должны быть у нее дома. Спустя час малярных экспериментов он спросил: – Как тебе это удается? Его мазки были беспорядочными, в пупырышках воздушных пузырьков, и краска то и дело брызгала на пол. Там, где красила Скалли, все выглядело гораздо опрятнее. – Что именно? – На моих руках столько бриза, что их сейчас сдует, – пояснил он и в доказательство продемонстрировал ей перепачканные ладони, – а на тебе ни капли краски. Она пожала плечами в ответ: – Если бы ты умел извлечь молоточек и наковальню, не повредив стремечко*, то тоже без труда мог бы провести прямую линию на стене. – Нет уж, спасибо, я предпочту ничего не извлекать из собственных ушей. Еще краска нужна? – Нет, у меня предостаточ… – она не договорила, захлебнувшись влажным кашлем, и Малдер заметил брызги крови на свежевыкрашенной стене. – Дьявол, Скалли! – Он перепрыгнул через банку с краской и схватил служившую чехлом простыню. – Я в порядке, – с этими словами Скалли запрокинула голову и помассировала переносицу. Струйка крови стекла к ее шее и потекла ниже. Малдер отмотал длиннющую ленту туалетной бумаги от рулона и вручил ее Скалли: – Вот, возьми. Скалли закашлялась опять. – Твоя стена… – Подождет моя стена. Сейчас я спущу тебя. – Он обхватил ее и переместил с ванны на пол. – Вот, присядь. Скалли села на крышку унитаза, а Малдер с новым обрывком туалетной бумаги в руках скрючился рядом. – Я в порядке, – повторила она, пытаясь остановить кровотечение. – Через минуту все пройдет. Он сжал ее колено и промолчал. Окруженный нежными оттенками лазури, он не замечал других цветов, кроме киновари. Прядь волос выбилась из хвостика и повисла вдоль щеки; рыжий локон терял свою яркость по сравнению с насыщенным цветом сочащейся крови. – Прекрати так смотреть на меня! – Скалли поднялась и вытерла кровь из-под носа. – Я в порядке. По-прежнему ничего не говоря, он посторонился, пропуская ее к зеркалу. – Боже, – выдохнула она. Кровь пятнала ее подбородок и толстовку на груди. – Скалли… Та резко отвернула кран, и окончание фразы утонуло в шуме воды. – У тебя есть ненужная тряпка? Я попробую смыть кровь со стены холодной водой – должно получиться. – Лучше присядь ненадолго. Не суетись. – Может, тут есть тряпка? – Она открыла бельевой шкафчик, но Малдер придержал дверцу. – Я сам разберусь со стеной, а ты сядь. – Да ничего страшного, Малдер. – Я сам все исправлю. – Нет! – выкрикнула она и захлопнула дверцу с такой силой, что оцарапала ему пальцы. – Ты ни хрена не можешь исправить! Быстрым шагом она покинула ванную, а Малдер так и остался стоять, сжимая в руке обрывок туалетной бумаги, который прилип к ладони. Из кухни донеслись стук задвигаемых ящиков и хлопанье дверец. – Скалли, – неслышно пройдя по коридору, позвал Малдер. – Вот это точно подойдет, – сказала она, проносясь мимо него с рулоном бумажных полотенец. Следом за ней он побрел обратно в ванную и увидел, как Скалли намочила полотенца и вскарабкалась на борта ванны. Она изо всех сил терла пятна крови; костяшки пальцев у нее побелели так, что было заметно даже на другом конце комнаты. Прислонившись к дверному косяку, Малдер безмолвно наблюдал, как она изнуряла себя. И вдруг – сдалась: плечи безвольно поникли, волосы упали на глаза. – Нужно это перекрасить, – вздохнула она, глядя на штукатурку. Он приблизился, взял ее выглядывающие из рукава холодные и мокрые пальцы в свою ладонь. – Ничего страшного. – Мне так жаль. Потянув Скалли за руку, Малдер помог ей спуститься. – Мне тоже, – сказал он. Прижавшись к нему, она хлюпала носом в его футболку; и он большим пальцем поглаживал волоски на ее затылке, пока она не вздрогнула в его объятьях. – Лучше? Она кивнула в ответ, и он ощутил жар ее щеки. – Я в порядке. Малдер поцеловал ее в макушку, и Скалли отодвинулась. Он искоса посмотрел на нее. – Кажется, я запачкал твои волосы краской. – А я запачкала твою футболку кровью. В расчете. Опустив взгляд, он и впрямь увидел красное пятнышко у нижнего края футболки. – Настоящие партнеры, – заметил он, вызвав у Скалли улыбку. – И раз так, то предлагаю разделить обязанности: ты закончишь вон с тем участком, а я – над ванной. У меня все равно кисть больше. – Вечно мужчины всем меряются, – буркнула она, но улыбаться не перестала. Малдер несколько раз провел кистью по поблекшим пятнам крови. Они пропали под слоем краски, но они были там. И если раздобыть в лаборатории немного люминола* и воспользоваться ультрафиолетовой лампой, то пятна снова станут видны – как доказательство того, что этот день существовал. ___________________________ Примечания переводчика: Подробнее о фильме «Африканская королева» и пиявках можно узнать тут: http://ru.wikipedia.org/wiki....2%D0%B0 Имеется в виду Марта Стюарт – американская бизнеследи, телеведущая и писательница, получившая известность и состояние благодаря советам по домоводству. Молдинг – в данном случае потолочный плинтус; декоративная деталь в виде накладной выпуклой планки, которая используется для декорирования различных поверхностей: стен, потолка, дверей, каминов, арок, придавая им более выразительный, завершенный и аккуратный вид. Молоточек, наковальня, стремечко – слуховые косточки, передающие звуковые колебания из наружного уха во внутреннее, одновременно усиливая их. Люминол – вещество, используемое судебными экспертами для выявления следов крови, оставленных на месте преступления, так как он реагирует с железом, содержащимся в гемоглобине крови.
Сообщение отредактировал L-Il-a - Пятница, 2012-07-13, 1:17 PM
Я правильно поняла, тут все так и будет? 
Тогда очень жду проду. 
Но надеюсь, все закончится хорошо? Я правильно надеюсь?
