Я прихожу в себя. Темнота, непроглядная темнота вокруг. Что-то здесь не так.
Я не знаю сколько сейчас времени, но должно быть, сейчас середина ночи. У меня сильно болит голова. Я хочу пошевелить руками, но они не слушаются меня. Мои руки не просто онемели и затекли от неподвижности, они словно привязаны к чему-то. Что происходит? Почему у меня так болит голова? И, что с моими руками? Я не помню. Боже, я ничего не помню. Что-то не так...
Думай, думай. Мы были на расследовании. Да, на расследовании. Что же случилось? Почему я не могу вспомнить? Должно быть мне ввели какой-то наркотик. Это объяснило бы сильную головную боль и нарушение памяти, а также почему мое тело чувствует себя скованным и оцепенелым, почему мои руки не слушаются меня. Но как это произошло? Расследование, это должно иметь отношение к нашему расследованию. Последнее, что я могу вспомнить, это, не знаю, Синди, морг... Я вернулась туда за забытым сотовым телефоном. За своим телефоном. Я снова пробую пошевелить руками, но безрезультатно. Я чувствую, как что-то удерживает мои запястья . Это веревка. Я связана. Что происходит?
Я лежу на чем-то мягком. Подушка, одеяло, может быть матрас. Я не могу вспомнить, что случилось после того, как я покинула морг. Я села в свою машину и ... ничего. Усилием воли я открываю глаза, но меня, по-прежнему, окружает плотная темнота. Напуганная внезапной мыслью о том, что могла ослепнуть, я закрываю глаза. Моя голова раскалывается от боли. Я осторожно поворачиваю ее и снова открываю глаза, чтобы с облегчением обнаружить тонкую полоску света, пробивающуюся из-под чего-то очень похожего на дверь... Я не могу долго смотреть на свет из-за усиливающейся головной боли и мне приходится вновь сомкнуть веки. Минут через десять- пятнадцать, я думаю, дверь приоткрывается и, на мгновение, яркий свет заполняет комнату. Потом снова становится темно...

~
Я стою у факса и жду появления обещанных мне документов. Время тянется бесконечно медленно, я хочу действовать, но не знаю, что еще можно предпринять до получения известий от Стрелков. Ответ там, в столь мучительно ожидаемых мной документах. Я знаю это, я чувствую это каждой клеточкой своего существа.
Ко мне подходит Колтон, слегка подрастерявший былую наглость. Он несколько раз прочищает горло, прежде чем заговорить.
- Агент Малдер, уже заполночь, Вы должны вернуться в гостиницу. Вы можете на меня положиться. Я сделаю все необходимое, чтобы Дана вернулась к нам живой и невредимой.

- Я остаюсь на расследовании, Колтон. Вы сделали достаточно. Теперь я собираюсь сделать все, чтобы вернуть Скалли.
- Не думаю, что будет мудро позволить Вам продолжать расследование. Вы слишком близко вовлечены. Сначала Фитцджеральд, я видел как сильно затронула Вас его гибель. Теперь Дана... Для нас обоих весть об ее исчезновении стала настоящим ударом. В деле по возвращению Даны, Вы можете положиться на меня.
- Я остаюсь на расследовании- говорю я повысив тон своего голоса- Вы не знаете и половины того, что я чувствую по поводу исчезновения Скалли. Что касается Вас, я сомневаюсь, что для Вас стало ударом ее похищение. Вас как гром посреди ясного неба поразило осознание того, что Вы провалили это расследование и настолько серьезно, что теперь можете забыть даже о возможности создания приличной карьеры в ФБР.
- Точно также как и Вы.- грубо огрызается Колтон.
Внезапно факс подает звуковой сигнал. Я смотрю на выползающую из него бумагу и вижу, что это начало послания Стрелков. С целью отвлечь внимание Колтона от документов, я сердито бросаю:
- А, вот чего Вы боитесь. Оказаться в забытом Богом и людьми подвале как Юродивый Малдер. Или, это Ваше тайное желание? Потому что, это означало бы работу рядом с Даной Скалли?

Моя уловка работает, Колтон бросив мимолетный взгляд на факс, тут же возврашает свое внимание ко мне.
- Вы можете льстить себе сколько угодно, но я никогда не стану похож на Вас.
- Конечно нет. У Вас ума для этого не хватит.
Мое грубое замечание задело его за живое. Я вижу, что он злится все сильнее с каждой минутой и скоро достигнет точки кипения.
- Вы должны немедленно прекратить расследование этого дела. Я говорил с помощником директора Скиннером и он одобрил такое решение.
Я знаю, что Колтон блефует, он не говорил со Скиннером. Ему невыгодно мое отстранение. Он не сможет раскрыть это преступление без меня. Он не сможет, по обыкновению, присвоить себе все заслуги, потому что без меня никаких «заслуг» и не будет. Но я достаточно ущемил его самолюбие, чтобы он забыл об этом. Он свяжется со Скиннером и устроит мое отстранение в мгновение ока. Моя глубокая личная причастность к этому делу гарантированно обеспечит такой ход развития событий. Скиннер слишком хорошо меня знает, он знает на что я способен, когда это касается Скалли. Но, только так я смогу найти ее. Это -единственный путь.

Едва захлопнув за собой дверь своего гостинничного номера я приступаю к просмотру файлов. Ответ здесь, настолько близко. Пройдет совсем немного времени и я верну Скалли! Но потом я оцениваю стопку документов передо мной и надежда, окрылявшая меня минуту назад, несколько увядает. Количество историй болезни впадавших в кому людей, мягко выражаясь, слегка превышает мои ожидания. Однако взглянув на список исчезнувших женщин, я снова приободряюсь. Теперь документально доказано, что все они, кроме одной, чья «история болезни была утрачена по невыясненным причинам»- как гласит примечание Баерса, перенесли ранее состояние комы. Так, что по-крайней мере теперь ясно, что я на верном пути. Но объем документов, которые я еще должен обработать очень велик. Это истории болезней мужчин и женщин, молодых и старых, уроженцев почти все регионов нашей страны, в настоящий момент проживающих в Чикаго. А Чикаго- большой город. И потом есть еще вопрос о том кем приходится преступнику человек, ради которого он убивает и похищает людей. Кто это? Он или она, его дочь, жена, тетка, сосед, кто знает... Как я смогу определить на основании информации, почерпнутой из историй болезни, что тот или иной человек как-то связан с безумным ученым-экспериментатором?
Было около часа ночи, когда я начал просмотр документов в своем гостинничном номере. Имя за именем, файл за файлом, я раскладываю их по стопкам. Есть, кажется, только одно качество, которым обязан обладать мой таинственный неизвестный. Точнее – неизвестная, потому что это женщина. Я смотрю на причины ком похищенных женщин. Все они различны. Трое или четверо, включая Скалли, хотя я все еще не склонен причислять ее к этому списку, впали в кому по неизвестным причинам, и я откладываю истории их болезней отдельно, начиная новою стопку. Я планирую, впоследствии, начать подробное изучение документов именно с историй болезни относящихся к этой категории. В процессе сортировки, однако, я замечаю, что стопка «женщины впадавшие в кому по неясным причинам» растет гораздо быстрей остальных. Через некоторое время я бросаю взгляд на свой будильник и вижу, что он показывает 3:54 утра. Я просмотрел только треть документов и у меня слипаются глаза. С самого начала работы над этим делом я спал мало и плохо, и теперь усталость берет свое. Ироничная двусмысленность ситуации не ускользает от моего внимания, и я вздыхаю, понимая, что в те редкие мгновения, когда я действительно хочу спать, я не могу этого сделать. Утомленный, я возвращаюсь к своим документам. Я должен продолжить. Я хочу, чтобы Скалли была здесь, со мной. Мне необходимо поговорить с ней, обсудить расследование и что я чувствую обо всем этом. Как глупо, что мы не ценим то, что имеем, до тех пор пока не потеряем. Сейчас, когда Скалли нет рядом, возможность просто говорить с ней кажется мне бесценной. Мое сердце сжимается от нахлынувшего одиночества и я понимаю как пронзительно тоскую по Скалли. Я не могу жить без нее. Избитые, но верные слова. Я продолжаю свое чтение, не замечая тихих слез, текущих по моим щекам.

~

Меня пробуждает стук в дверь. Я протираю глаза и поднимаюсь, чтобы открыть ее. Я все еще в одежде, которую носил вчера, рубашка не первой свежести и прекрасно гармонирующие с ней, измятые, брюки. Мое тело ломит от неудобного положения в котором я спал, кровь снова приливает к затекшим членам, вызывая болезненное покалывание. Мою душу переполняет горечь утраты. При беглом взгляде в зеркало я вижу красную полосу поперек своего лица, отпечаток стопки документов, на которой я спал. Я медленно открываю дверь, отказываясь и, одновременно, отчаянно стремясь, начать новый день.
Это Страдфорд. Она выглядит выглядит так же плохо как я. Кажется, что в эту ночь она спала даже меньше меня. Судя по ее опухшим красным глазам, она много плакала. Я тихо предлагаю ей войти, задаваясь вопросом, зачем она пришла. Слишком поздно я понимаю, что ее вполне мог прислать Колтон.

~
Три часа спустя я даю Страдфорд первые несколько имен для проверки. Я также послал целый список Одиноким Стрелкам. Подходящих кандидатур слишком много. Сам я только сижу в своем гостинничном номере, снова и снова перечитывая отобранные файлы и жду. Я чувствую себя таким бессильным, таким беспомощным. Пока я не могу сделать для нее ничего другого, кроме как сидеть и ждать, и это ужасно. Ожидание также означает, что мне особо нечем себя занять, и все те вина и боль, которые я усиленно пытался подавить, чтобы не сойти с ума, теперь вспыхивают с новой силой и захватывают мой рассудок.
Почему меня не было с ней?
Я смог бы помешать и ничего бы не случилось. Я знал, что кто-то будет похищен, я знал, что Колтон был задницей, которой нельзя было доверять. Почему же я не остался с ней? Почему я не поехал к ней? Сможет ли она когда-нибудь простить меня, за то, что я не был рядом, когда я должен был быть? Если она когда-нибудь получит шанс не простить меня... О, я надеюсь, у нее будет этот шанс. Шанс кричать на меня, ругаться и злиться, мне все равно. Все что угодно, только не эта ужасная тишина, окружающая меня теперь.
Я включаю телевизор, но звук голосов, доносящихся с экрана, не рассеивают тишину, окутывшаю меня словно вата. Ослепляющая, оглушающая, изолирующая меня от всего мира, но не спасающая от самого себя. Не способная притупить мои чувства, а именно в этом я больше всего сейчас нуждаюсь. Если бы я не должен был быть в трезвом уме и светлой памяти к моменту, когда придут результаты от Стрелков и Страдфорд, то я бы напился до потери сознания. Потому, что сейчас тоска и боль, переполняющие мое сердце, просто невыносимы.
Я терял ее однажды, в самом начале наших отношений. Тогда я пережил это, с трудом. Я знаю, что теперь, если она не возвратится, я не переживу. Я не должен этого делать. Я приказываю себе не думать об этом, но в следующее мгновение я, словно со стороны, вижу себя сидящим с пистолетом в руке. На сей раз я сделаю это, вставлю дуло в рот и нажму на курок. Я слаб, я эгоистичен, но нет больше никого и ничего для меня на этом свете. Все, кто был мне дорог оставили меня один за другим. Саманта, отец, мама и теперь она, моя Скалли. Один за другим они забирали с собой надежду и любовь. И веру, веру в то, что когда-нибудь все снова будет хорошо. Только мысль о том, что все еще есть возможность, маленький, но шанс на то, что я смогу вернуть Скалли, удерживает меня от самоубийства прямо сейчас. Я слишком слаб, чтобы продолжать жить без нее. Скалли могла бы, но я не смогу. Я держу пистолет в руке, холодный ствол прижат к виску. Это было бы так просто. Моя комната заполняется стонами поддельного удовольствия, доносящимися из телевизора. Они как музыкальный фон для моей смертельной жажды. Я смотрю на оружие в своей руке. Я хочу умереть.

~
Имя.
Голос по телефону сообщает мне имя. Никогда бы не подумал, что спасательный круг может принять такую форму.
Итак, это Ричард Кепвел.
Тот, кого мы искали.
Пятидесятитрехлетний старший научный сотрудник AGIF электроникс и специалист по применению информационных технологий в биомедицине. Его сорокадевятилетняя жена Маргарет, по неизвестным причинам, впала в кому около десяти лет назад. Однажды Ричард просто нашел ее, лежащей без сознания на полу ванной комнаты. Маргарет доставили в больницу, где врачи исследовали ее на предмет обнаружения кровоизлияния в мозг, но ничего не нашли. Спустя десять месяцев, Ричард получил разрешение забрать ее домой.

~
Уже через двадцать минут мой автомобиль останавливается перед домом, адрес которого записан на клочке бумаги, все это время зажатом в моем кулаке. Мое сердце подпрыгивает при мысли о том, что, возможно, через несколько минут, Скалли снова будет со мной. Окна дома темны и нет никакой машины на подьездной аллее. Я подхожу к парадной двери и нажимаю кнопку дверного звонка. Если я правильно разгадал его характер, он не сторонник применения насилия и я преподнесу ему сюрприз. Я звоню снова, но никто не отвечает. Я принимаю решение обойти вокруг дома, чувствуя как жала разочарования и страха пронзают мою грудь. Позади дома маленький сад. Ничего особенного. Обычный загородный дом.
Возможно под домом есть подвал, но заглянув в кухонное окно я не вижу никакой другой двери, кроме распахнутой настеж в корридор, ведущий, по всей видимости, к гостинной. Осмотр внутренних помещений дома, через остальные окна первого этажа, и отсутствие подвальных окошек, позволяют мне сделать два заключения: первое- в доме давно никто не живет, второе- подвала в нем, скорей всего, нет. Дом чистый и пустой. Никаких признаков того, что где-то в его глубинах лежит прикованная к кровати женщина, которой нужен постоянный уход. А ведь они должны были бы быть, если бы эта женщина действительно находилась в доме. Я возвращаюсь на дорожку, ведущую к парадному входу и осматриваю почтовый ящик. Он полон. С досады, я пинаю столб, на котором он укреплен, ногой. Совершенно ясно, что Кепвела здесь нет. Я готов кричать от злости и разочарования.
Когда я возвращаюсь к своему автомобилю, дверь соседнего дома приоткрывается и из-за нее показывается голова женщины лет сорока.
- Простите, Вы ищете господина Кепвела?
Я киваю.
-Я думаю он уехал в отпуск или что-то в этом роде. Я давно не видела его. Господин Кепвел забрал свою жену с собой, так что, возможно, он уехал в какой-нибудь санаторий или лечебницу.
Я благодарю ее с краткой улыбкой и быстро сажусь в свою машину. Куда он мог увезти Скалли? Как я зол! Почему именно ее? Почему он похитил именно Скалли? Он мог выбрать кого угодно, но выбрал мою Скалли, ублюдок. Как пьяный, я с силой, всем телом, падаю на руль и, краем глаза, замечаю, что через окно, сквозь ажурные занавески, за мной внимательно наблюдает любопытная соседка Кепвела. Мой сотовый звонит, когда я вставляю ключ в зажигание. Номер вызывающего абонента не определен.
- Фрохайк? У вас что-то есть?
-Малдер, где ты находишься?
-Почти в отделении полиции,- категорично лгу я.
-Мы кое-что обнаружили. Мы думаем, что Кепвел никогда не держал похищенных в своем доме. Это было бы слишком очевидно и его наверняка кто-нибудь заметил бы.
Конечно, черт возьми, с такой соседкой...
В течении последних десяти месяцев Кепвел арендовал складское помещение в промзоне. Думаю, что он держит их там.
Я резко распрямляюсь.
Адрес склада.
Улица Цельсия, 212.
Спасибо ребята, спасибо огромное!
Положение настолько критическое? Ты можешь объяснить, что происходит?
Нет, не могу, простите. Но мне нужно чтобы вы сделали для меня еще кое-что. Вы можете прислать план внутренних помещений этого склада?

Не знаю, что послужило причиной, но я пришла в себя. Боже, какая усталость. Глаза болят и слезятся, словно в них попал песок.. Что произошло? Я не помню, но эта амнезия кажется мне странно знакомой.
- Малдер?
Мои веки трепещут приподнимаясь, но снова закрываются, под натиском болезненно яркого света. Где он? Кто-то сжимает мою руку. Я должна позвать его, мне нужно поговорить с ним.
- Малдер?
- Дана, дорогая!
Мама. Разочарование охватывает все мое существо, несмотря на то, что присутствие матери действует на меня успокаивающе. Почему его здесь нет?
- Мама, привет - я вымученнно улыбаюсь - где Малдер?
Усилием воли открыв глаза, я взглядом пытаюсь заставить ее ответить, но усталость берет свое...
- Все в порядке, Дана, все хорошо,- она улыбается....
- Хорошо...- вздыхаю я, снова проваливаясь в забытье...
Проснувшись во второй раз, я чувствую себя бодрее и мне удается, открыв глаза с первой попытки, смотреть не моргая. Мама все еще сидит рядом, но я по-прежнему не вижу Малдера. Меня снова охватывает беспокойство. Почему его здесь нет? На сей раз я осматриваюсь вокруг, пытаясь понять, где я.
Источником яркого света бьющего прямо в глаза оказываются люминисцентные лампы и на мне надета голубая больничная рубашка. Я в больнице.
-Мама, где Малдер? Как я сюда попала?
Она не хочет отвечать на мои вопросы.
-Дорогая, ты находишься в больнице.
Я киваю.
-Но как я здесь оказалась? И, где Малдер?
Я с нетерпением смотрю на нее, но, кажется, она не собирается побыстрей ввести меня в курс дела.
-Ты помнишь дело, которое вы расследовали?
Я снова киваю, в знак подтверждения.
-Ты помнишь, что была захвачена тем мужчиной?
Череда смутных воспоминаний проходит перед моими глазами. Смерть Фитцджеральда. Наши отчаянные поиски наперегонки со временем. Потом, пробуждение в той темной комнате. Я снова киваю, но на сей раз не так уверенно.
-Хорошо дорогая, Фокс нашел вас, тебя и того мужчину... ммм....
Она прочищает горло и ее голос заполняется тревогой и сожалением. Боже! Моя мать говорит в таком тоне, только когда дела обстоят по-настоящему плохо. Последний раз, когда я слышала это выражение в ее голосе, она сообщила мне, что умер Ахав. Тем не менее я убеждаю ее продолжать. Я должна знать. Неуверенность невыносима.
-Мама? Что случилось?
-Дана, мне так жаль...
Я вижу, что она готова заплакать и чувствую язвительное жало слез позади собственных век.
-Они опоздали. Человек, который похитил тебя, застрелил Фокса.
-Мама?- мой голос ломается, когда я пробую сдержать рыдание –мама, что ты говоришь?
-О, дорогая – она начинает плакать и качать меня, как будто я снова маленькая девочка.

-Нет,- говорю я сквозь слезы, быстро бегущие по моим щекам - нет, это неправда. Мама это неправда, этого не может быть! Они лгут!
Я не могу дышать. Малдер погиб? Умер? Этого не может быть! Он все, что у меня есть. Господи! Я не могу жить без него! Малдер. Он – все, он всегда был всем. Наша совместная жизнь только начиналась. Я по-прежнему хочу столько всего сделать! Я хочу заниматься с ним любовью, чтобы проснувшись поутру, вместе принимать душ, а по-воскресеньям валяться в кровати, читая друг другу утренние газеты. Я хочу продолжать ввязываться в дикие расследования из-за какой-нибудь очередной смешной его теории, которая в конце концов окажется абсолютно верной... Я столько всего хочу! Необъятная неисполнимость моих желаний вдруг отчетливо предстает передо мной. Господи, теперь ничего этого не будет. Никогда, никогда снова. Никогда снова не взгляну я в его великолепное, улыбающееся мне, лицо. Никогда снова не будем мы спорить и обсуждать расследования. Никогда не почувствую я на своей спине его руку, поддерживающую и направляющую меня через все с удивительной нежностью и уважением. Никогда снова.... «Неееееееееет!»- кричит мой внутренний голос, я не могу принять это. Я начинаю биться в пароксизме боли, ярости и гнева, мои кулаки вслепую молотят по кровати и окружающим предметам. Мне все равно, разобью ли я свои руки или больничный инвентарь, только бы излить эту боль, этот гнев, это непоправимое чувство абсолютного, вселенского одиночества от утраты единственного в мире человека, потерю которого я не могу перенести!
- Нееееееееееееееет!
Я смутно ощущаю, что кто-то удерживает меня, принуждая снова лечь, в то время, как что-то жалит мою руку... И все, о чем я могу думать, погружаясь в небытие, это надежда на то, что я никогда не должна буду снова проснуться....

~
Я просыпаюсь и хочу открыть глаза, но вспоминаю, что если я открою их, то мне придется столкнутся с действительностью. Я все еще в больнице и Малдер.... Малдер все еще мертв. Я не могу оказаться перед этим лицом к лицу, поэтому я просто держу глаза закрытыми. Пока я не открываю глаз, будет верна та действительность, какую я пожелаю.
Я лежу с закрытыми глазами невыносимо долго, может быть несколько часов. Я давно слышала, как вошла моя мать, но все это только сон. Я сплю, потому что это не может быть реально, Малдер не может уйти. Она дотронулась до меня и я знаю, что вздрогнула в ответ.
Можно ли чувствовать прикосновения во сне? Но я решила, что хотя я сплю, кто-то из бодрствующего мира дотронулся до меня. Наверное Малдер. Я приняла его за свою мать, но это не реально, этого не может быть. Сейчас, она сидит у моей кровати и ждет, когда я проснусь... Но я не сплю, несмотря на то, что все это сон, потому что Малдер не ушел. Этого не может быть.
Я слышу как кто-то еще входит и это поражает меня. Я предполагаю, что задремала, если такое возможно, когда вы уже спите. Он, это - мужчина, начинает шептаться с моей матерью, но недостаточно тихо, чтобы я не могла их услышать. Он что-то объясняет маме. Я не хочу это слышать. Он слишком реален, чтобы быть сном. Так что я плотнее закрываю глаза и стараюсь не слушать, стараюсь думать о других вещах.
«..... шок от услышанного мог вызвать...»
Не хочу это слышать, не хочу это слышать.
«.... думаю, сейчас она активна....»
Не хочу это слышать, не хочу это слышать. Только продолжать повторять это и я ничего не услышу.
«.... физически она здорова, беспокойство вызывает ее эмоциональное....»
Прекратите говорить, замолчите, замолчите....
«.... пригласили доктора Хоу, чтобы выяснить сможет ли она....»
Я сказала, не разговаривайте, умолкните, заткнитесь...
«.... приедет приблизительно через час...»
Я сказала, РАЗГОВАРИВАТЬ -«НЕЛЬЗЯ».
В ту же секунду, врач и моя мать разворачиваются на голос и устремляются к моей кровати.
- Дана, что нельзя? Что случилось?- спрашивает мама, но я не слушаю ее, она слишком реальна, чересчур реальна, это не может быть правдой. Но тут вступает в разговор врач:
- Госпожа Скалли, Дана? Все хорошо. Я – Доктор Оллберн, Ваш лечащий врач. Все будет хорошо, Вы поправитесь.
Слишком реально, слишком реально... Я затыкаю пальцами уши, чтобы не слышать, сворачиваюсь в эмбриональный клубок и начинаю раскачиваться. Теперь я их не слышу, это снова сон, я чувствую себя гораздо лучше.
Я остаюсь в таком положении до тех пор, пока мама и врач наконец не уходят. Тогда я расслабляю свои мускулы, измученные болью и страданием, и начинаю плакать... Этого не происходит! Это не произошло! Почему? Почему? Вот все о чем я могу думать. Этого не может быть, это несправедливо.

~
- Дана? Милая? Проснись Дана, Дана, проснись.
- Мама?
Она рядом, обнимает меня, успокаивает меня, как во времена моего детства. Слабое ощущение безопасности, которую я чувствовала прежде, возвращается ко мне.
- Я здесь, я здесь, любимая.
- Мама. Это был только сон, правда? Только сон... - рыдаю я, неспособная больше сдерживать свои чувства.
- Да, Дана, тебе только что приснился кошмар.
Меня затопляет облегчение и я смакую чувство безопасности в объятьях своей матери еще какое-то время, но я должна увидеть его. Я должна удостовериться, что все это был только дурной сон.
- Где он, мама?
- О ком ты говоришь, родная?
-Малдер.
- Я думала, что мы уже обсудили это – ее голос кажется немного усталым.
Какой разговор с моей матерью о Малдере я могла забыть? Он в чем-то провинился? Они запретили ему меня видеть?
- Почему я не могу его видеть?- я должна знать.
-Фокса больше нет с нами. Ты знаешь, что мы обсудили это. Теперь оденься, мы должны идти. Если ты поторопишься, нам не придется стоять в дорожных пробках.
Что? Так это оказалось правдой в конце концов? Он мертв? Но она сказала это был кошмар.
- Ты сказала, что это был кошмар,- говорю я, начинающим повышаться в панике голосом.
- Да, тебе снился какой-то кошмар и ты звала меня, когда я тебя разбудила. Это все правда, дорогая. Давай, я помогу тебе одеться.
Я не понимаю. Какой кошмар? Образы Малдера, Ахава и Мелиссы появляются, затопляя мой разум. Мир рухнул. Я вспомнила.
- Дана, я знаю, что ты страдаешь, но мы должны идти.
Что-то не так. Малдер мертв. Теперь все не так. Я смотрю на строгое лицо моей матери, снова чувствуя готовые пролиться слезы, и я позволяю им падать, утонув в ее теплых объятиях. Через минуту, она отстраняется и начинает собирать мою одежду.
- Дана, ты должна прекратить плакать. Нам нужно идти, иначе мы застрянем в пробке. Мы можем быстро добраться до дома. А завтра, может быть, навестим его могилу...
Через минуту ее последние слова регистрируются в моем мозгу. Его могила? Малдер уже похоронен? Я даже не смогу попрощаться с ним? Образ покинутого пустого кладбища, только усиливает мою боль. Он не заслуживает этого. Я снова рыдаю от боли, которую эта мысль причиняет мне. Я даже не смогу сказать: «До свидания». Мама берет меня за руку.
- Послушай меня. Я знаю, тебе действительно очень тяжело, что Фокс ушел, но его больше нет. Теперь начнется траур. И, я думаю, тебе по-настоящему повезло, что это была не ты.
Она не понимает. Видимо, это действительно было отлично для нее, когда Ахав умер...
- Пойдем домой, Дана, там ты будешь чувствовать себя намного лучше.
Я недоверчиво смотрю на нее. Как смогу я когда-нибудь «чувствовать себя лучше», если его больше нет? Как могу я считать, что мне повезло, что это был он, а не я? Когда я проклинаю Господа Бога, за это? Она не понимает.

- Пусти меня – говорю я охрипшим от боли голосом, пытаясь вырвать свою руку.
- Дана! Выслушай меня! Я знаю, что ты не хочешь в это верить и пытаешься найти способы уйти от реальности, но Фокс мертв. Его больше нет с нами. Он в руках Божьих теперь.
Я закрываю глаза в попытке оградиться стеной от ее слов, но я все еще слышу их. Наконец я снова открываю их и смотрю в ее знакомое лицо...
Я тихо плачу на заднем сидении автомобиля своей матери, всю дорогу до ее дома....

Пожалуйста, прости меня за все. Ты будешь отрицать, что я причиняла тебе вред, но я знаю - то что я делала сдерживало тебя, отбрасывало назад меня. За это, прости меня, в особенности. Пожалуйста, прости, что не раскрылась, не впустила... Насколько все было бы проще, если бы мы только оказались честны перед самими собой. Но я не могла. Я утратила ту, по-детски невинную, способность устремляться к чему-нибудь и терять себя в этом, которой так восхищалась в тебе, которой завидовала. Дениел разбил мне сердце, и знаешь, мне все еще было больно, когда мы встретились с ним вновь. Наши отношения научили меня тому, что любви не все подвластно и что она не самое главное в жизни. Мне было преподано также, что восторгаться кем-то, попирать ради кого-то общественные устои и защищать кого-то, вовсе не значит любить, и что эти чувства и поступки, конечно, не слишком много значат... Встретившись вновь, мы словно замкнули круг, по которому двигались все эти годы. По крайней мере мысленно. На практике потребовалось еще провести кое-какую работу. Эта жизнь по кругу, начавшаяся с первой встречи с Дениелом, внушила мне страх перед потерей контроля и в процессе перед потерей себя самой, страх перед необходимостью дать волю своим чувствам. Встретив его вновь, я замкнула круг и правда предстала передо мной в словах расхожей фразы: «Лучше любить и потерять, чем не любить вообще».
И я любила. Я осмеливаюсь признать это теперь. Я так сильно тебя любила! Ты был всем, чего мне недоставало. Я восхищалась твоим прекрасным интеллектом, я заботилась о тебе и, да, для тебя я готова была пожертвовать чем угодно, сделать что угодно. Ни для кого на свете, только для тебя... Но я сдерживала свои чувства, и теперь я жалею об этом. «Ни о чем не жалеть» никогда не было нашей мантрой. Я хотела бы дать тебе больше, чем несколько неопределенных намеков. Но тогда, так было легче, не так страшно. Тогда я сдерживалась и теперь хотела бы все изменить. Мне жаль, что я не смогу встретить тебя и рассказать, чем ты был для меня, сказать как ты красив, как много значили для меня твои поздние телефонные звонки, хотя мы оба не подавали виду... По-вечерам, на полицейских постах или дома, мы говорили, но наши разговоры были поверхностны, ни один из нас не хотел признать одиночество, сведшее нас, чувства, держащие нас вместе. Все проявления заботы и любви, всегда маскировались под дружбу, товарищество, никогда не обнаруживая своей истинной природы, которой мы обы боялись. Но даже если бы меня попросили, я не смогла бы описать свое чувство, потому что мне не с чем было его сравнить. Никогда не ощущала я такого сродства, связи с кем-нибудь, и я не знаю никого, кто чувствовал бы что-то подобное. Или может быть те люди, также как и я, не могут выразить свои чувства словами? Я знаю, ты тоже не испытывал раньше ничего подобного. Мы не говорим о наших прошлых отношениях. Они, конечно, слишком показательны, но не имеют никакого отношения к нам теперешним.
Прежние связи,какими бы они ни были, романтическими или платоническими, никогда не затрагивали мое сердце так, как то что я чувствую сейчас. Важность этих чувств в том воздействии, которое они оказывают на меня, на мое отношение к жизни, и на тебя... Я знаю, с тобой происходит то же самое. Женщины из твоего прошлого о которых я знаю, Фиби, Диана, ты был уязвим, когда они возвращались, из-за того, что они когда-то означали... Для тебя. Могу я уверенно приписать эту уязвимость твоему осознанию того, что отношения с ними – ничто по-сравнению с тем, что происходит между нами? Я не осмеливаюсь быть столь самонадеянной, но в глубине души чувствую, что отчасти это так.
Ну почему мы не говорили, почему я не сказала тебе, что после того как встретила тебя, моя прошлая жизнь поблекла, исчезла? Умерла, не вынеся сравнения. Растворилась в забвении, потому что была поверхностна и бесцветна. И теперь я знаю, что если тебя не будет, существование снова станет походить на мое бледное, увядшее прошлое, потому что все меркнет по сравнению со временем проведенным с тобой, моей жизнью с тобой. И хотя, я сожалею о стольких моментах в нашей совместной жизни, я не променяла бы ее ни на какую другую, никогда, ни за что. Это самое удивительное, из всего, что со мной когда-либо случалось. Это принесло мне немало боли, но я – жила.
Если бы мы не встретились, я, возможно, избежала бы боли, что гложет меня теперь. И вела бы размеренное, спокойное существование... Но не жила бы и не чувствовала. Это звучит как парадокс. Я не могла «отпустить», снять ногу с тормозов, отдаться на волю волн, но с тобой все было настолько ярко. Я лишилась способности «терять контроль» до того, как выбрала жизнь с тобой, и знаю, что в той, другой жизни, так и осталась бы испуганной, не знающей почему, и даже не пыталась бы снова вернуть себе эту способность.

~
Я лежу на спине, с закрытыми глазами, дыша мелко и быстро. Если открыть глаза, то мир предстанет передо мной во всей своей реальности и я не хочу, не буду, не могу. У меня была надежда. На несколько мгновений. Я видела тебя. Но моим глазам нельзя доверять. Они обманывают меня, как и все остальное, что обмануло и предало меня. Я становлюсь тобой. Подобная мысль заставляет меня улыбнуться, но это кислая улыбка, потому что ты не можешь быть тем, что не существует, и тебя нет, тебя больше нет... Словно целую вечность я нахожусь во власти гнетущей тяжелой тоски, беспробудного кошмара, парализующей комы. Теперь я хмуро уставилась в одну точку и кажется вот-вот заплачу. Но я не могу плакать. Я слишком устала и оплакать означает принять. Я предпочитаю жить в опровержении. Но яркий дневной свет безжалостно вторгается в мою спальню, пробуждая меня, колебля из моего сна и вынуждая оказаться перед еще одним днем без тебя.

Я встаю. Я помню тебя здесь, в моей спальне. Больного и изрядно потрепанного, но не сломленного и не побежденного. Я делаю кофе. У меня вошло в привычку делать кофе тебе. Я пыталась убедить тебя в преимуществах кофе без кофеина, но ты так и остался неубежденным. Теперь я тоже пью кофе с кофеином, только потому, что ты так делал и, несмотря на мое знание, что это вредно для здоровья. Или, возможно, именно поэтому. Я собираю раскиданные по столу папки. Как будто, по своему обыкновению, мы допоздна работали прошлым вечером, как в бесчисленное множество других вечеров. Утопая в бумажной работе, мы были согреты нашей близостью, хотя при таком времяпровождении скука часто одерживала верх над радостью от того, что мы были вместе. После завтрака я сажусь на кушетку в гостиной. Я помню, как мы сидели на другой кушетке, на твоей кушетке, и я рассказала тебе о Дэниеле и ты слушал, действительно слушал. Когда мы вместе смотрели «Caddyshack»*(популярнейшая американская комедия, у нас известная как “Гольф клуб» или «Мальчик для гольфа»). Я помню все те, другие ночные просмотры, когда одиночество заставляло нас искать общество друг друга, отступая перед дружеской нежностью и взаимопониманием.
Когда твои вещи были выставлены на продажу, домовладелец спросил у меня, что я хотела бы оставить себе. Я забрала твой аквариум, но не кушетку. Я думала, что она слишком сильно будет мне напоминать о тебе. Я не понимала, что для того чтобы помнить мне не нужна будет кушетка. Теперь я жалею, что не взяла ее, возможно, она все еще хранила бы часть твоей теплоты и уюта. Возможно, я могла бы прилечь на нее и заснуть, и во сне почувствовать себя в твоих объятиях. Во сне я могу быть счастлива. Во сне ты рядом и мы снова можем идти по жизни вместе. И я счастлива. Поэтому я сплю. С каждым днем все больше и больше. Однажды я буду спать так долго, что день сменится ночью и мне больше не нужно будет пробуждаться, никогда, и тогда я буду видеть тебя во сне вечно.
Но пока этот день не настал, я должна встать и бороться. Я все еще продолжаю работать. Я должна это тебе, себе, Секретным материалам, но мне так трудно. Все причиняет мне боль. Я пытаюсь смотреть на расследования твоими глазами, но у меня мало что получается и я чувствую себя так, будто подвожу тебя. Все что я хочу- оправдать твои надежды, потому что это сделало бы тебя счастливым.

~
Прошло целых три месяца. Я не могу поверить насколько быстро летит время. Дни проходят за днями, похожие как две капли воды. Я встаю, когда теряю всякую надежду уснуть снова, завтракаю несколькими глотками пищи и погружаюсь в работу по дому. Моя квартра никогда не была более чистой и холодильник никогда не ломился от такого количества снеди, но нет никого, чтобы оценить мои труды.
Мама навещает меня раз, иногда два раза, в неделю, но она знает, что я не люблю ее посещения. Она суетится, говорит мне, что я очень похудела, что мне нужно больше гулять, что нужно делать то-то и то-то, не понимая, что я ничего не хочу и не могу. Я пыталась изгнать тебя из своих мыслей, но это невозможно. Чем больше я стараюсь не думать о тебе, тем больше воспоминаний затопляет мой мозг. Всегда счастливые, никогда плохие.
Наверное, я не должна отталкивать маму, ведь она все, что у меня теперь осталось. За годы, когда ты был всем, в чем я нуждалась, я забросила своих друзей. Так что теперь я в полном одиночестве. Навсегда одна.

Мне не становится легче. Чашка кофе заставляет мое сердце обрываться в воспоминаних о твоих шутках про мой кофе без кофеина. Песня по радио напоминает, как ты напевал ее в машине по пути «к черту на рога». Во всем, что я вижу, слышу или делаю проявляется тоска по тебе, боль по тебе, знание, что никогда снова не будет со мной тебя, твоего голоса , запаха, прикосновений. Больно, так больно.
Недавно мама предложила мне сходить к психиатру. Я пошла, только чтобы не расстраивать ее. Врач сказала мне, что я должна позволить тебе уйти. И что это не было бы предательством, если бы я продолжала жить дальше. Она не понимает, что я не хочу. Я знаю, что для меня нет никакой другой жизни. Я слишком глубоко увязла. Но не жалею, ни о чем. Только о том дне, когда мы начали это расследование. Я хочу, чтобы он никогда не случался.

Одна твоя фраза без конца вертится в моей голове. Когда-то ты сказал мне: « Ты веришь в Бога и попадешь на небеса, я не верю в Него, и значит после смерти мы никогда снова не встретимся...» Даже смерть не сможет теперь унять мою глубокую тоску.
Я серьезно помышляла о самоубийстве. Смерть, вечный сон, казалось- вот лучший способ расправиться с болью. Но потом я вспомнила твои слова... Смерть подразумевала бы, что я никогда не встречу тебя снова, а такой финал меня не устраивал.
Психиатр также предложила мне возвратиться на то место, где ты оставил меня... Где тебя отняли у меня.. Это, якобы, должно помочь справится с потерей.
Склад. Чем больше я думаю об этом, тем сильней хочу туда вернуться, быть там. Приблизиться к тебе, в тщетной надежде, что часть твоей души осталась, неспособная покинуть меня, как я не могу расстаться с тобой. Но я боюсь. Боюсь, что ничего не будет там и что не смогу уехать, если что-то будет... Или может быть именно этого я хочу.