Убитым оказался один из своих. Моррис отчаянно ругался, потирая усталые глаза – все происходящее напоминало затянувшийся ночной кошмар.

Он знал родителей ЛаВилла - Реймонда и Джанин ЛаВилл - знал его сестер и их семьи. В этом сплоченном семейном клане ЛаВилл был единственным, а потому обожаемым, сыном. Его смерть просто убьет Рея и Джанин. Господи.

Моррис до сих пор не нашел в себе сил позвонить им, но понимал, что сделать это все равно придется и как можно скорее. В новостях пока об убийстве не сообщили, жертву опознать должны будут ближайшие родственники и т.д и т.п., в общем обычная рутина. Дожидаясь Пирса, Моррис полагал, что Малдер и Скалли приедут с минуты на минуту, так как их отель располагался ближе.

Будь оно все проклято. Моррис нервно расхаживал по коридору. Ему ужасно хотелось закурить, но он сумел побороть это желание; если он спустится вниз, на него мигом налетят репортеры, а в его теперешнем состоянии Моррис вполне мог прикончить любого, кто сунется к нему с микрофоном. Кроме того, он пытался завязать.

Моррис спустился вниз и встал возле открытой входной двери, наблюдая за толпой штатских и полицейских. Местные телевизионщики уже прибыли – только этого и не хватало.

Это просто уму непостижимо - Моррис еще надеялся, что сейчас проснется в своей постели или очнется от легкой дремоты в кабинете. Операцию назначили на сегодняшнюю ночь, а этим утром им предстояло провести последнее заседание для уточнения некоторых деталей, после чего все были готовы приступить к поимке маньяка. Мотив не мотив, но Морриса переполняла уверенность, что они поймали бы убийцу сегодня ночью… до того, как ему представился бы шанс снова нанести удар. Прежде, чем очередного темноволосого мужчину постигнет ужасный конец.

«Агент Моррис»

Моррис обернулся и облегченно вздохнул, увидев, как агенты Малдер и Скалли пробираются сквозь толпу и направляются в его сторону. Они как всегда выглядели безупречно, разве что были немного бледнее, чем обычно. Моррис даже не осознал, что протянул руку для рукопожатия, пока Скалли не ответила на него. Агент в замешательстве посмотрел на их сцепленные руки, и Скалли мягко высвободила ладонь.

Быстро оценив внешний вид и состояние Морриса, Малдер сказал, «Извините, что так долго. Мы сначала заскочили в офис, где нам сказали, что вы решили сразу отправиться на место преступления, не дожидаясь нас. Полагаю, Пирс уже едет?». Моррис сухо кивнул, и Малдер добавил, «Хорошо. Войти уже можно?»

«Через несколько минут. Криминалисты скоро закончат. Агент Скалли, вы можете, мм, не могли бы вы…». Он не мог этого произнести, не мог сказать 'осмотреть тело'. К счастью, Скалли все поняла и, кивнув, направилась в квартиру ЛаВилла. Малдер неприязненно посмотрел на фургон телевизионщиков.

«Не заставили себя ждать. Какие предположения по поводу случившегося?»

«Мне известно только то, что у ЛаВилла намечалось свидание – он сам мне об этом сказал после вчерашнего заседания»

«С кем?»

«Понятия не имею, Антон не назвал ее имени, что для него, кстати, весьма нехарактерно - обычно он хвастался своими победами». Моррис еще больше взъерошил и так уже изрядно всколоченные волосы. «Просто в голове не укладывается. Как, черт возьми, он стал мишенью? Где попал в поле зрения нашего убийцы? Проклятье, почему маньяк выбрал именно его?».

«Скоро мы найдем ответы на все эти вопросы. Действуем согласно намеченному плану – устроим ловушку сегодня ночью». Малдер постарался отбросить мысль о реакции Скалли на новость о том, что он будет единственной мишенью. Услышав чей-то окрик, Малдера развернулся и увидел, что один из криминалистов жестом приглашает их наверх.

«Вы можете подняться, сэр. Мы собрали все улики, какие могли, не передвигая труп. Сейчас агент Скалли осматривает его. Сообщите, когда можно будет забрать тело для транспортировки…»

«У него есть имя, придурок. Называй его по имени», рявкнул Моррис на беднягу криминалиста, который побледнел и начал, заикаясь, бормотать извинения. Малдер ободряюще кивнул молодому человеку.

«Агент Моррис расстроен. Надеюсь, вы понимаете, что он не хотел вас обидеть. Мы дадим вам знать, когда можно будет подняться, идет?». И не дожидаясь ответа, Малдер направился вверх по лестнице. Он быстро нашел нужную квартиру и нырнул под полицейскую ленту.

На полу прихожей валялись перевернутые стулья вперемешку с содержимым коридорного столика – хрустальной пепельницей, маленькими стеклянными безделушками и телефонным справочником. Малдер уже собирался поднять книгу, но криминалист в латексных перчатках опередил его, поместив ее в пакет для улик. Малдер осторожно переступил через осколки стекла на полу.

На полу лежала небрежно брошенная одежда ЛаВилла. Скалли внимательно осматривала ее лазерной указкой и, заметив вошедших коллег, указала им на рубашку ЛаВилла.

«На ней кровь – возможно ЛаВилла, но если нам повезет, может статься, что она принадлежит убийце. Пятно в том месте, где его не должно быть при ударе дубинкой под таким углом. И если все происходило как и в остальных случаях, тогда убийца раздел жертву, пока она еще была без сознания, после чего приступил к свои обычным, мм, действиям. Простите, Моррис». Скалли бросила ему извиняющийся взгляд, и он понимающе кивнул в ответ.

«Все нормально, агент Скалли. Мне нужно перестать думать о нем, как о друге, о человеке, которого я знал. Я должен расценивать его просто как очередную жертву, оставив чувства на потом. А прямо сейчас я хочу заняться поисками этого ублюдка».

«Мы поймаем его, можете на нас положиться, агент Моррис». Малдер подошел к Скалли, и, увидев их сплоченность и собранность, Моррис впервые за весь день почувствовал уверенность.

«Я знаю, что могу на вас рассчитывать, агент Малдер. Мне еще придется сообщить печальную новость семье Антона. Проклятье, иногда я просто ненавижу свою работу».

«Вы не обязаны этого делать, любой из нас может…»

«Нет, спасибо. Это мой долг. Его семья… они знают меня. Будет лучше, если я сам сообщу им…»

Моррис резко прервал свои объяснения, когда в квартиру неожиданно ворвался Пирс. Увидев тело того, кто еще недавно был его напарником и другом, он смертельно побледнел и сжал кулаки.

«О, Боже, Антон. Господи Боже…»

~~~~~

ФБР, НЬЮ-ХЕЙВЕН
08:55

Она лежала, скорчившись на полу в кабинке женского туалета, прижавшись мокрой от слез щекой к грязной поверхности.

Какое ей дело до чистоты, когда он лежал мертвым в своей квартире? Как можно беспокоиться о чем-то, кроме его смерти?

Когда той ночью они занимались любовью, он принадлежал ей. Линда Келли почувствовала, что у нее начинается истерика, грозящая вылиться в очередной поток слез, и не стала сдерживаться.

Нужно пойти домой – ей было просто невыносимо находиться здесь. Никто и не ждет, что она примется за работу – по крайней мере, не сегодня, и, скорее всего, даже не завтра.

Он умер так же, как и остальные - Линда знала, что это означает. Лежа на грязном полу туалетной кабинки, девушка дрожала все сильнее и сильнее и никак не могла успокоиться.

Она и не пыталась унять эту дрожь.

Антон был добр к ней. Нет, неправда – он поступил с ней, как последний негодяй: отпустил пару ничего не значащих комплиментов, затем лег с ней постель и трахал ее до бесчувствия, а на следующее утро смешал с грязью, ведя себя так, словно она была невидимкой. А ведь Линда так старалась выглядеть как можно привлекательнее и желаннее для него, но он проигнорировал все ее усилия.

Боже, как же ей плохо. Девушка застонала - желудок свело после многочисленных приступов тошноты, к тому же головная боль все сильнее давала о себе знать. Нужно было принять таблетку, но сумочка лежала рядом с раковиной, а ей не хватало сил дотянуться до нее.

Антон умер так же, как и остальные жертвы до него. Линда ясно представляла себе картину произошедшего – за последнюю неделю ей довелось увидеть достаточно снимков с мест преступлений. Девушка почувствовала очередной приступ тошноты, однако ее не вырвало, так как к тому времени в желудке уже ничего не осталось.

О Боже… засада была назначена на сегодняшнюю ночь, и Антону предстояло стать одним из тех, кто разгуливал бы по центру в надежде привлечь внимание убийцы. Только Антон не дождался этой ночи… он попал в руки маньяка раньше.

Линда вытерла лицо, пытаясь остановить непрекращающийся поток слез. Она задыхалась от душивших ее рыданий - это несправедливо; они ведь только начинали узнавать друг друга. Это несправедливо.

Но жизнь вообще несправедливая штука. Линда прикрыла опухшие глаза мокрыми, грязными руками, сдаваясь очередному жестокому приступу дрожи.

Трейси закончила чтение очередной страницы и резко захлопнув дневник, положила его на колени. Нужно было, как всегда, запереть его, но только чуть позже. Пока же Трейси решила держать книгу под рукой на случай, если ей понадобится что-то перечитать.

Семь убийств. Семь раз Нил Карсон, руководствуясь своей извращенной логикой, убивал папу Дуга. Каждый раз он был убежден, что наконец-то отправил папу в ад за то, что тот сделал с его жизнью и семьей, и каждый раз ошибался. В дневнике оставалось еще десять страниц, но Трейси не просматривала их, потому что уже и так знала, что там написано об очередном убийстве. Она прочитала о своем отце в Интернете. Разумеется, никто не знал его имени, однако Трейси быстро нашла информацию о нью-хейвеновском убийце, который держал город в постоянном страхе на протяжении чуть более двух лет - с 1977 по 1980.

Девушка и сама не заметила, когда ее отношение к отцу из сильнейшего отвращения превратилось в некое подобие нездорового понимания причин, по которым он совершал свои преступления. Знала только, что оно изменилось.

Сначала Трейси заставила себя прочитать все содержимое дневников, тщательно изучить каждое фото и просмотреть старые пожелтевшие газетные вырезки. Газеты называли его дьяволом, самым страшным серийным убийцей в истории, еще более отвратительным, чем Джек Потрошитель. Мужчины старались не выходить на улицу в темное время суток, их жены и подружки боялись за жизнь своих любимых – никто не брался предсказать, кто станет следующей жертвой. Никто даже не попытался понять, почему Нил Карсон совершал эти убийства; не заглянул под маску убийцы, чтобы увидеть скрывающуюся за ней боль.

Но Трейси попыталась.

И не только потому, что Нил Карсон был ее отцом. Она хотела понять, почему он не мог смириться с тем, что мама разлюбила его и ушла. Трейси не считала свою мать святой и никогда не возводила ее на пьедестал, как делал это Нил. Девушка просто пыталась понять причины того, почему последний убивал папу Дуга снова и снова, надеясь, что тот рано или поздно умрет и никогда не вернется. Как просто списать все на безумие – однако Трейси сомневалась в том, что Нил Карсон сошел с ума.

Нил Карсон заботился о своей любимой женщине. Это внезапно стало так очевидно – доказательства находились на страницах его дневников. Он трепетно хранил свою любовь к маме и хотел сохранить семью. И когда папа Дуг украл маму прямо у него из-под носа, Нил начал действовать вместо того, чтобы ныть и жаловаться на судьбу.

Это так очевидно – ей просто нужно отыскать подтверждение в дневниках, разглядеть в отвратительных фотографиях мужчин, чьи жизни оказались принесены в жертву ради спасения семьи Нила Карсона; ради спасения тех отношений, что связывали их с мамой.

Трудно даже представить как сильно он, должно быть, терзался, понимая, что снова и снова совершал одну и ту же ошибку. Думать, что все исправил, только чтобы в очередной раз убедиться, что папа Дуг всякий раз торжествовал, возвращаясь снова и снова. Словно глумясь над отцом, Дуг смеялся; этот смех всегда казался Трейси неестественным. Каким же ублюдком он был…

Девушка яростно тряхнула головой, поняв, какое опасное направление приняли ее мысли. Боже, что с ней происходит? Она сходит с ума? Ей ведь всегда нравился папа Дуг. Он столько сделал для них с мамой и стал для нее прекрасным отцом. Трейси никогда не нужно было беспокоиться о том, чтобы казаться лучше, чем она есть – умнее и красивее. Он гордился ее успехами, и делал маму по-настоящему счастливой. Она, Трейси, обязана ему всем…

<Нет. Ты ничего ему не должна – он разрушил твою семью, разбил брак твоих родителей и, как следствие, твою жизнь>. Трейси сцепила пальцы и закрыла глаза, обдумывая эти путаные умозаключения, от которых у нее уже разболелась голова. Дневник по-прежнему лежал у нее на коленях; нужно было спрятать его, запереть в маленьком ящичке, который она купила специально для этой цели. Если она уберет его с глаз долой, опасные мысли перестанут ее посещать.

Однако Трейси никак не удавалось взять дневник, потому что руки предательски задрожали. Он упал на пол, и девушка опустилась на колени, двумя пальцами подтягивая его ближе к себе. Слезы жгли ей глаза; ящик был так далеко. Два фута? Десять? Трейси посмотрела на дневник и поняла, что открыла его; пальцы поглаживали мятые страницы… слезы высохли и дрожь прекратилась, когда в поле ее зрения попали слова.

<Каждый день>, думала она, следуя за сокровенными мыслями отца. <Каждый день кто-то теряет женщину, которую любит, потому что эти подлые ублюдки не могут удержать свой член в штанах>. Это факт, статистическое утверждение и ее мать на все сто процентов подходила под это утверждение. Трейси и сама стала такой же. Девушка прислонилась к спинке кровати, понемногу успокаиваясь. Она сморгнула остатки слез и пролистала страницы, пока не наткнулась на то место, на котором остановилась.

Отец оставил ей своего рода наследство – способ понять его, по крайней мере то, что ему пришлось пережить; насколько тяжела была его утрата. Цена за его наивную веру в брак оказалась огромной… и сейчас он обращался к своей дочери, показывая ей последние несколько недель своей жизни, которая оборвалась в результате нелепого несчастного случая, не позволившего ему закончить начатое.

Трейси подняла дневник и продолжила чтение. Ради папы, подумала она.

Ради папы.

Дежа вю, думал Малдер, когда вслед за Скалли ввалился в ее номер и закрыл за собой дверь. Они еле волочили ноги от усталости после бесконечно тянущегося дня - точно такого же, как и вчерашний - похожего на непрекращающийся бег по кругу. Малдер швырнул пальто на столик и скинул ботинки; Скалли продела то же самое и устало опустилась на диван. Малдер, присев рядом, обнял напарницу, которая в ответ повернулась и прижалась к нему.

«Ничего. Господи, Малдер. Снова ничего». Приглушенно пробормотала Скалли, уткнувшись в его рубашку. Малдер успокаивающе погладил ее по волосам и, откинувшись на диванную подушку, уставился в потолок.

Черт возьми, почему у них опять ничего нет? Только кровь на рубашке ЛаВилла, которая, как они предполагали, принадлежит убийце, но ошиблись. Никаких отпечатков - вообще никаких ошибок со стороны убийцы - и ничего конкретного ни о мотиве нынешних убийств, ни о том, почему они совершались много лет назад. Должна быть причина, но пока они ее не установили, все предпринятые ими усилия сойдут на нет.

Как, например, назначенная на сегодняшний вечер операция. Малдер прекрасно понимал, что это пустая трата сил и времени. Скалли, Моррис, да и все остальные члены команды осознавали это, черт возьми, но, тем не менее, не отменили ее. И все потому, что им больше ничего не оставалось.

ЛаВилл что-то выяснил или кого-то видел прошлой ночью? Он отправился на поиски убийцы? А, может, его смерть была всего лишь жутким совпадением? Антон сказал Моррису, что собирался на свидание. А вдруг оно как-то связано с его смертью? Господи, им даже неизвестно, где он был! Попытка выяснить это займет у них целую вечность, особенно учитывая то, насколько крупным городом является Нью-Хейвен. Возможно, пришло время через прессу обратиться к общественности в надежде, что кто-нибудь видел ЛаВилла и его подружку прошлой ночью…

Ну, а пока Малдер хотел провести несколько часов в неком подобии нормальности – просто перекусить немного, хотя он сомневался, что ему кусок в горло полезет; провести время наедине со Скалли, может, прямо на этом промятом гостиничном диване и выкинуть из головы все мысли о том, что им предстояло через четыре часа. Сейчас Малдер хотел только одного – заняться с ней любовью. Больше того - жаждал.

«Я не хочу, чтобы ты участвовал в ночной засаде, Малдер. По-моему, это неудачная затея». Тихо, но решительно заявила Скалли, обеспокоенно глядя на напарника.

Малдер вздохнул и прикоснулся к ее щеке, а затем наклонился и поцеловал, чувствуя, что Скалли практически вцепилась в него. Это было совсем на нее не похоже, но именно это она и делала в данный момент – крепко держалась за него. Он не мог ничего изменить.

Подарив ей очередной нежный поцелуй, Малдер оторвался от ее губ и как мог попытался переубедить напарницу. «Решать уже не тебе, и не мне, Скалли. Федеральный агент убит, и это обстоятельство как никакое другое требует принятия безотлагательных мер. Ты ведь знаешь, какое влияние оказала смерть ЛаВилла на всех членов команды - как в полевом офисе, так и в полицейском департаменте. Теперь они жаждут крови даже сильнее, чем раньше. И я единственный, кто внешне соответствует профилю жертв. Я словно красная тряпка для быка». Шутка не встретила одобрения со стороны Скалли – ни ответной улыбки, ни привычного закатывания глаза. Она просто обхватила его за шею и потянула на себя так, что он оказался сверху и, прижавшись к ней всем телом, устроился в колыбели ее бедер.

«Дурак. Я знаю, что ты пытаешься сделать – хочешь отвлечь меня с помощью секса, чтобы я позабыла о маленьком показушном представлении, которое мы сегодня устраиваем».

«И это работает?» с надеждой спросил Малдер.

«Да, работает, черт тебя побери». Скалли вцепилась в его волосы и притянула ближе, целуя так жадно и неистово, что у Малдера перехватило дыхание. Словно щелкнул какой-то внутренний переключатель, и вот уже легкие, нежные поцелуи превратились в страстные и требовательные. Скалли принялась снимать с него одежду, пыталась нащупать пуговицы и молнию в нетерпеливом желании добраться до его обнаженного тела. Малдер, в свою очередь, сорвал с нее блузку и брюки, даже не заметив, как порвал чулки и тонкие трусики. Скалли запустила руку в его боксеры и обвила ладонь вокруг его твердой плоти; Малдер застонал, когда ее тонкие пальчики обхватили его член. И когда она приветственно подняла бедра навстречу, он резко наклонился вперед и глубоко вошел в нее.

«О, да!»

«Да, сильнее». Умоляюще прошептала Скалли, прикусывая мочку его уха. Дважды повторять не пришлось – плотно обхватив и приподняв ее бедра, Малдер начал двигаться. Комната наполнилась звуками соприкасающейся плоти, хриплыми стонами и, наконец, высоким криком женщины, потерявшей над собой контроль и достигшей пика удовольствия вместе со своим любовником.

Оба в изнеможении рухнули на диван, дыша словно рыбы, выброшенные на берег - сердца яростно бились в результате неимоверного перенапряжения, частый пульс медленно успокаивался и замедлялся. Малдер с трудом разлепил налившиеся свинцовой тяжестью веки и понял, что Скалли смотрит на него - в ее взгляде читалась напряженность и одновременно удовлетворение.

Она почувствовала необходимость немного разрядить обстановку и спросила, чуть склонив голову набок, «Ну, и как тебе?»

Замечание прозвучало так похоже на его собственные, что Малдер не удержался от смеха. Он немного отодвинулся в сторону и прижал ее к своему утомленному телу. Скалли тоже рассмеялась, и Малдер слабо пробормотал, «Это было ужасно. Полный отстой. Тошниловка. Придется тебе все сделать еще раз - только теперь уже правильно».

«Мы убьем друг друга», запротестовала она, все еще смеясь.

«Да, но это будет потрясающая смерть»

Они лежали в объятиях друг друга, пока их разгоряченные тела не остыли, а закипевшие мозги снова не начали нормально соображать. Маленькая передышка; затишье перед бурей… перед сильнейшей бурей.

Малдеру оставалось только надеяться, что он к ней готов.

Это случится сегодня ночью. Я позволил ему уйти, и этот сукин сын вернулся, чтобы опять приняться за старое. Нужно было убить его дважды – если бы я нанес ему раны посерьезнее, он истек бы кровью быстрее. Я сам виноват в том, что какая-то часть его ускользнула от меня. Я не смог убить его убить его так, чтобы он умер окончательно; не смог избавиться от него навсегда. Семь раз он возвращался, но больше этого не повторится.

Надо все записать. Пусть он это и отрицает, но мне нужно записать, что именно он во всем виноват. Кто знает, к кому однажды попадут мои записи? Позже я их уберу с глаз долой, но прежде вырежу из газет статьи, чтобы заполнить альбом. Нелепое желание - оставить после себя заметки, но ведь я гребаный художник, не так ли? Все это для моей Анны, и когда-нибудь я покажу ей результаты моего труда, чтобы она знала, что я сделал ради нее. И тогда она все поймет.

Я все тщательно спланировал и буду сегодня во все оружии – выберу самые подходящие инструменты. Как тебе это, Анна? Все ради тебя. Я купил еще фотопленки, чтобы сделать как можно больше снимков и когда-нибудь показать их Анне. Еще я добавил монет в мешок – на две упаковки больше. Определенно удачное вложение денег. Мне нужно оружие потяжелее, потому что ублюдок становится сильнее. Я убиваю его, а он возвращается все с новыми силами. Но я решу эту проблему и обо всем позабочусь. Ради тебя, Анна, моя Анна. Все ради тебя.

Нож заточен. Я всегда использовал его только для одной цели – чтобы разрезать кожу и отрезать бесполезный член этого ублюдка. Тонкое и острое лезвие. Я заточил его ради моей Анны. Еще я постирал одежду, так как должен выглядеть чистым и приятно пахнуть, не так ли, Анна? Ты всегда ненавидела грязную и плохо пахнущую одежду. И напоследок: я купил новые перчатки - прежние истрепались. Новые перчатки, чистая одежда, тонкое острое лезвие, больше пленки и монет в сумке. Я одет для убийства. Ха.

Я свяжу его как следует, чтобы он не смог и пальцем пошевелить. Для этого подойдут его же галстуки – у ублюдка их огромное количество. Разодетый болван, он действительно считает себя кем-то особенным лишь потому, что работает гребаным бухгалтером? На нем был костюм в тот день, когда он целовался с моей Анной на парковке проклятого мотеля. Ненавижу чертовы костюмы. Надо убедиться, что я использую все галстуки, когда буду убивать его. Устрою все, как при человеческом жертвоприношении. Вот кем он является – жертвой в честь моей Анны. Она поблагодарит меня за это, когда вернется.

Пусть истекает кровью - мне нравится за этим наблюдать. На этот раз я порежу его сильнее и буду наслаждаться его агонией. Надрез в качестве наказания за каждое прикосновение к моей Анне – к той, которая никогда не принадлежала ему. И, наконец, я получу ни с чем не сравнимое удовольствие, когда отрежу его яйца и заставлю сожрать их. Глотай ИХ, ублюдок. Надеюсь, что ты задохнешься и сдохнешь. И больше уже никогда не воскреснешь.

Час близок – еще немного, и на улице окончательно стемнеет. Я всегда знаю, куда он направляется - в очередной модный бар с тусклым освещением, где он сможет лапать мою Анну. Я найду его, прослежу за ним, а затем убью. Ради Анны»

Последний поворот ключа и прошлое надежно спрятано от посторонних глаз. Трейси убрала ящичек с дневниками в шкаф для одежды. Ей больше не нужно их читать - отец поведал дочери все, что ей требовалось знать.

Нил Карсон был чудовищем – безжалостным и хладнокровным убийцей, но в то же время беззаветно любящим свою семью: жену и дочь. Он совершал свои преступления ради них - ради семьи, которую утратил. Трейси вытерла навернувшиеся на глаза слезы. Ради нее. Отец убивал ради нее – возможно, это самый бескорыстный поступок за всю его одинокую, тяжелую жизнь.

Все наверняка сложилась бы по-другому, если бы Анна не поддалась своей слабости. Все было бы иначе, если бы она не позволила другому мужчине вскружить себе голову и не позабыла бы о своей семье. Что если она никогда бы не встретила Дуга Блендена? Семья бы не распалась, и они бы по-прежнему счастливо жили в их старом доме в Нью-Хейвене. Возможно, у нее появился бы маленький брат или сестра. Анна лишила их всего этого, расстроено решила Трейси. Она все разрушила, когда впустила того мужчину в свою жизнь и в свою постель. Однако ее мать была всего лишь человеком. Вот почему женщин называют 'слабым полом'.

<Мы нуждаемся в том, чтобы нами руководили>, про себя решила Трейси. <Так было и всегда будет. Вот почему мужчины, вступая с нами в брак, берут на себя обязательство заботиться о нас – потому что мы слабее>.

Трейси сидела в своей маленькой гостиной и размышляла о том, какие чувства в ней всколыхнуло содержимое дневников отца. Неожиданно стало так легко думать о матери как о женщине, а не просто как о 'маме'. Она уже начала про себя называть ее по имени, так же как перестала называть Дуга Блендена 'папой'. Так странно и в тоже время так правильно.

Ее отец мертв, а его наследие надежно заперто. Прочитав последнюю страницу второго дневника, Трейси выяснила, что он все еще считал свою работу незавершенной - его последняя попытка освободиться от Дуга Блендена оказалась неудачной.
Закрыв глаза, девушка попыталась восстановить в памяти последнее предложение на заключительной странице дневника: 'Сукин сын вернулся, я видел его, он вернулся, он вернулся…'

На этом записи обрывались. Последняя фраза была выведена кривым почерком – очевидно отец невероятно страдал, осознав, что его последняя попытка потерпела крах. Трейси полагала, что он собирался попробовать снова, но умер, не успев воплотить задуманное в жизнь, а она переехала жить к тете Миранде. Все его записи оказались в коробке с вещами Анны. Трейси понятия не имела, кто упаковал их туда – был ли это ее отец или Миранда. Девушка сомневалась, что ее тетя прикасалась к содержимому дневников, потому что в противном случае, она бы закричала на весь чердак, ведь на этих страницах притаился монстр, делавший снимки убитых им мужчин. О, да. Миранда наверняка отправилась бы прямиком в полицию, и все труды отца пошли бы насмарку.

Его жертвоприношения. Вот, что она должна помнить - отец оставил ей это в наследство.

Трейси поднялась и прошла на кухню. Нужно принять что-нибудь от пульсирующей головной боли. Девушка наполнила стакан тепловатой водой и вытряхнула из пузырька четыре таблетки аспирина. Глотая лекарство, Трейси внимательно разглядывала свою крошечную кухню - старый линолеум давно выцвел, а кухонные ящики нуждались в покраске. Она пожаловалась своему домовладельцу, но это животное просто показало ей средний палец. Трейси ненавидела это отвратительное, дешевое жилье, но оно находилось ближе всего к офису и тем самым способствовало экономии денег. Девушка не могла позволить себе квартиру в пяти кварталах от работы, так как у нее не было машины.

Она вернулась обратно в гостиную, рассматривая пушистый ковер, покрывающий неровный деревянный пол. Стенам тоже не помешала бы покраска, но Трейси не могла себе позволить даже этого. Раковина в ванной протекала, а унитаз частенько засорялся. К тому же район, в котором она жила, был весьма неспокойным, и Трейси старалась не выходить из дома после наступления темноты.

Она ненавидела Бостон и скучала по Нью-Хейвену.

Веских причин оставаться здесь и дальше у Трейси не имелось. Она могла работать везде, так как не является специалистом узкого профиля. Стоит поехать в такое место, где стоимость жизни не так высока, и где она будет чувствовать себя намного комфортнее.

Место, где она сможет ощутить связь со своим отцом. Трейси закрыла глаза, и тут ей на ум пришла ужасная, леденящая кровь и в то же время такая заманчивая идея…

Возможно, сейчас она была такой же слабой женщиной, но когда ее отец присоединится к ней, она станет сильнее. Ей просто нужно найти способ поддерживать эту связь с ним. Насколько трудно это будет? Ее зовут Трейси Карсон. Не Бленден - никогда больше она не будет носить эту фамилию. Возможно, именно это ей и нужно - вернуть себе фамилию Карсон. К черту Блендена, ведь он трахал ее слабую мать, не так ли? Забрал Анну из ее дома, соблазнив лучшей жизнью, чем та, что предлагал отец. Лучший дом, лучший отец для ее ребенка. И Анна пошла у него на поводу, не так ли? Потому что она была просто слабой женщиной. Но отец пытался это исправить. Он предпринял восемь попыток, но умер прежде, чем смог попробовать снова. Может быть девятое убийство сыграло бы решающую роль, а значит это ей и предстоит сделать – найти девятую жертву.

Ей нужно вернуться туда, где все началось – в Нью-Хейвен. Этот город был ее домом, она родилась там. Трейси могла стать сильнее в родном городе – найти работу, снять квартиру – все, что необходимо для скромной жизни. Ее отец обходился малым, но жил вполне сносно. И если он мог, то и она тоже сможет.

Если уж она слаба, то ей придется научиться быть изобретательной. Многие хищники не обладают большой физической силой, но восполняют этот недостаток с помощью хитрости. И она последует их примеру, чтобы реализовать задуманное.

Трейси покинула Нью-Хейвен, когда ей исполнилось одиннадцать. Никто не вспомнит ее; черт, да она почти не выходила из квартиры. Худенький ребенок, поздно ночью выглядывающий из окна своей маленькой спальни… нет, никто ее не вспомнит. Немногочисленные же соседи запомнили ее как Панки, а не как Трейси. В Нью-Хейвене огромное количество многоквартирных комплексов – ее не узнают.

Она могла делать все, что хотела; это был подарок отца, его наследие.

Трейси улыбнулась - впервые в жизни у нее появилась реальная цель.

Было так приятно это осознавать, особенно когда она облекла свои чувства в слова.

«Ради тебя, папа. Тебя и Анны. Я сделаю это ради вас».