Resist or Serve Вторник, 2024-04-16, 12:04 PM
Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Тень | RSS
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
Модератор форума: Alex_Оstrov, Black_Box, Soul  
Resist or Serve » Креативность » X-files FanFiction » Изба-читальня: "И смерть свою утратит власть"
Изба-читальня: "И смерть свою утратит власть"
KenaДата: Пятница, 2012-05-04, 8:09 PM | Сообщение # 166
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
- Да, можно и так сказать, - ответил Малдер, криво усмехнувшись, и стер с ее щеки слезы, о наличии которых Скалли и не догадывалась.

- Не переживай, Глассман ничего не слышал. Он еще не вернулся в отель.

Скалли, дрожа, спрятала лицо в ладонях.

- Все казалось таким реальным, - тихо сказала она. – Как всегда.

- Знаю, - заверил ее Малдер, поглаживая напарницу по волосам. – Кошмары всегда кажутся безумно реалистичными. Это, наверное, самое худшее в них.

- Я так устала, Малдер, - прошептала она, взглянув на напарника. – Вообще перестала спать. Боюсь засыпать.

- Так часто мучают кошмары? – спросил он.

- Постоянно. – Скалли встряхнула головой. – Каждую ночь. Иногда по два-три раза.

- Ты принимаешь что-нибудь?

- Нет. Не хочу даже начинать.

- Может, это и не повредит. Хотя бы как временная мера.

- Но ты же ничего не пьешь, - сказала Скалли, подняв на напарника глаза. – Ты мучился от кошмаров столько, сколько я тебя знаю, но никогда не принимал снотворное.

- Волшебные таблетки, доктор Скалли? – сказал он с улыбкой. – Нет. Я их не пью. Как правило. Но это не значит, что тебе нельзя.

- Значит, - возразила Скалли. – Я не стану. Это слишком опасно.

- Не спать тоже опасно, - сказал Малдер. – Сама знаешь: это может серьезно сказаться на работе.

- Знаю, - признала Скалли и равнодушно отвернулась. – Просто я… не могу. Не могу начинать пить таблетки. Я потом никогда с них не слезу.

- Ну, ты же у нас врач, - согласился Малдер, но в его словах не прозвучало издевки, напротив – его голос был мягким, успокаивающим. – Тебе поможет, если я останусь с тобой на несколько минут?

Скалли обдумала его вопрос.

- Да.

- Хочешь поговорить?

- Нет, - ответила она, качая головой. – Хочу спать. Я уже устала жить без сна.

- Так что мне сделать? – спросил Малдер. – Петь я не умею, так что давай обойдемся без колыбельных.

- Просто побудь со мной немного, - попросила Скалли. – Если через пятнадцать минут не усну, можешь уйти.

- Я пробуду здесь столько, сколько захочешь, - тихо сказал он. – Попробуй заснуть.

Скалли кивнула.

- Ложись рядом.

Она услышала, как напарник резко вдохнул, и почувствовала волнами исходящее от него сомнение.

- Скалли, не знаю… - начал Малдер.

- Пожалуйста… - перебила она его. – Я понимаю, что в последнее время наговорила тебе кучу гадостей и не заслуживаю прощения после такого, но… Я и правда чувствую себя в безопасности, когда ты меня обнимаешь.

- Ты не говорила мне гадостей, - мягко возразил он. – Ты была расстроена, вот и все.
 
KenaДата: Пятница, 2012-05-04, 8:10 PM | Сообщение # 167
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
- Я и сейчас расстроена, - сказала Скалли. – И просто хочу, чтобы ты меня обнял. Пожалуйста.

- У тебя нет никакого желания все упростить, да? – спросил он, грустно покачав головой, но в то же время улыбаясь.

- Да, - ответила она, выдавив из себя улыбку. – Я и не хочу, чтобы все было просто.

- У тебя отлично получается, - сказал Малдер, и его лицо снова приняло серьезное выражение. – Хорошо, я останусь. Но только на несколько минут.

Он встал, закрыл смежную дверь, а потом забрался в постель и лег рядом со Скалли. Она придвинулась поближе, поудобнее устроившись рядом с Малдером и прижавшись к нему спиной. Через мгновение он обнял ее и притянул к себе.

- Похоже, кошмар и правда был жуткий, - сказал он почти шепотом. – Все тот же?

- Нет, - ответила Скалли, понимая, что он имеет в виду. – На этот раз немного другой, но в общем и целом тот же самый, да. Некоторые моменты всегда одинаковы – грязь, наручники… и кое-что еще.

- Мне снятся такие же кошмары, - сказал Малдер, нежно поглаживая ее по руке. – Одно и то же – снова и снова…

- Саманта? – спросила Скалли шепотом.

- Не только, - уклончиво ответил Малдер. – От этого устаешь, правда? Переживать одни и те же ужасные события каждую ночь?

- Еще как устаешь, - прошептала Скалли, ощущая, как страх постепенно отпускает ее, отступает с каждым словом и ласковым поглаживанием напарника. – С тобой так хорошо, - сказала она, прижимаясь к нему крепче.

- С тобой тоже, - отозвался он, положив ее руку поверх своей и обняв Скалли за талию. – Засыпай. Ты в безопасности. Сегодня ночью с тобой ничего не случится.

- Малдер?

- Ммм?

- Я люблю тебя.

Он обнял ее еще сильнее и поцеловал за ухом.

- Я тоже люблю тебя, - ответил он. – А теперь спи.

***

5:24

Когда Скалли проснулась, Малдера уже не было.

Но на подушке, все еще хранившей его запах, лежала записка.

«Скалли, не злись, ты так сладко спала, что я не решился тебя будить. Встретимся за завтраком, если ты к этому времени проснешься. У меня есть кое-какие идеи насчет расследования. Расскажу, когда увидимся.
P.S. Люблю тебя».

***

Муниципальное здание Дафни
Четверг, 4 марта
6:35

- Вы что, вообще дома не бываете? – спросил Мак, просунув голову в дверной проем.

- В каком смысле? – рассеянно произнес Малдер. – Это и есть наш дом, пока мы так далеко от настоящего.

Он сидел в своей обычной позе – откинувшись на стуле, положив ноги на стол и погрузившись в изучение файла.

- Да уж, в ваш настоящий дом я бы не хотел наведываться, если он похож на этот кабинет, - сказал Мак, плюхнувшись в кресло рядом с Малдером. – Утром звонили из Центра контроля заболеваний.

В этот момент в комнату зашла Скалли.

- И что они сказали? – спросила она, стягивая медицинские перчатки.

- Сказали, что сегодня приедут, - ответил Мак. – Будут здесь днем. Вы были правы, агент Скалли. Они до жути испугались, когда услышали про сибирскую язву.

- Знакомое состояние, - прокомментировал Малдер, не особо вникая в разговор. – Ну вот, Скалли. Стауффер жил в западной части Мобила. Фешенебельный район, судя по всему. – Он встал и подхватил пиджак. – Я тебя подвезу.
 
KenaДата: Пятница, 2012-05-04, 8:10 PM | Сообщение # 168
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
- Малдер, не стоит, - запротестовала Скалли. – Я справлюсь сама: просто хочу уговорить его семью дать согласие на эксгумацию и вскрытие.

- Мне тоже нужно поехать, - сказал Малдер. – Надо выяснить, почему эта жертва так сильно отличается от всех остальных.

***

Дом Стауфферов
Мобил, штат Алабама
7:07

- Странно, - произнесла Скалли, когда Малдер припарковался около весьма дорогого на вид пригородного дома Стауфферов.

- Что странно? – спросил он, заглушив мотор.

- Ты только посмотри, - ответила Скалли. – Сейчас семь утра, а перед домом не меньше дюжины машин. А ведь похороны были несколько дней назад.

Малдер задумчиво прикусил губу.

- Думаю, я знаю, почему, - туманно ответил он.

- Почему же?

- Поймешь, когда зайдем внутрь, - ответил он. – Ты уже видела подобное.

- Теперь ты меня пугаешь, - с сомнением в голосе произнесла Скалли. – У них тут что, какой-нибудь культ?

Малдер рассмеялся и покачал головой.

- Это как посмотреть, - ответил он. – Но такого рода обвинения мне уже приходилось слышать. Пойдем.

Они подошли к слегка приоткрытой двери. Малдер вдруг остановился и принялся разглядывать маленький предмет цилиндрической формы, прибитый к деревянному косяку.

- Так я и думал, - сказал он.

А потом, к немалому удивлению Скалли, просто распахнул дверь и прошел внутрь, даже не постучавшись.

- Малдер, ты что, из ума выжил? – прошипела она. – Нас никто не приглашал…

- И не пригласят, - прервал он ее. – Не волнуйся, они этого и ждут. Видишь?

Он указал на большое зеркало, висевшее в прихожей. Стекло было сплошь замазано какой-то субстанцией, похожей на мыло.

- И что, мне теперь все должно стать понятно? – спросила Скалли.

- Не проще ли было занавесить зеркало чем-нибудь, а не замазывать его мылом? – спросил Малдер с сарказмом в голосе. – Ну давай же, Скалли, попробуй вспомнить.

Она задумалась. Завешенные зеркала, люди, съезжающиеся в дом после похорон…

И вдруг она вспомнила. Дело Лурии.

- Они сидят шива, - сказала она задумчиво. – Траур по умершему члену семьи. Значит, они евреи?
[Шива (семь) - период траура, длится 7 дней, в течение которых родственники покойного не выходят из дома, в то время как соседи и друзья приносят им пищу. В течение этих семи дней скорбящие родственники не пользуются косметикой, не бреются и не стригут волосы, так как это считается признаком тщеславия. Им запрещено носить кожаную обувь, есть мясо, пить вино и вступать в половую связь. Зеркала выносят из дома, поворачивают к стене или закрывают белыми простынями, чтобы избежать любой формы проявления тщеславия. Они сидят на низких стульчиках или на полу, чтобы выразить свое горе. На седьмой день они начинают постепенно выходить из дома, но в сопровождении друзей или родственников]
 
KenaДата: Пятница, 2012-05-04, 8:10 PM | Сообщение # 169
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
- Да, если, конечно, Свидетели Иеговы не переняли традиции шива, чтобы отпугивать посетителей, - сказал Малдер. – Но, судя по мезузе на двери, они евреи, да еще и, скорее всего, традиционного толка.
[Мезуза - прикрепляемый к внешнему косяку двери в еврейском доме свиток пергамента, содержащий часть текста молитвы]

- Тогда понятно, почему они выступали против вскрытия, - заметила Скалли. – Но мне, конечно, не пришло в голову, что на юге отыщется еврейская семья.

- Да что ты, нас повсюду полно, Скалли, - игриво подмигнув, сказал Малдер. – Только помни: во время шива здороваться не принято. Кроме того, ортодоксальные евреи вообще никогда не пожимают руку женщине.

- Потому что мы можем быть нечисты? – спросила Скалли, вздернув бровь. – В определенное время месяца?

- Да, - ответил Малдер. – Именно так. – Он, усмехнувшись, поднял руки, словно сдаваясь. – Не злись на меня, Скалли, не я же эти правила придумал.

- Попробую не забыть об этом, - сухо ответила она.

Малдер внимательно посмотрел на напарницу, пожал плечами, и улыбка сползла с его губ.

- Судя по всему, они собрались в дальней части дома.

Агенты прошли по коридору, следуя на звук голосов, и, войдя в довольно большую комнату, увидели там примерно двадцать человек - в основном, женщин, - сидевших на низеньких стульях, расставленных по периметру комнаты.

К ним подошел бородатый мужчина в кипе.

- Это такое несчастье, - произнес он. – Семья благодарна вам за поддержку.

- К сожалению, мы здесь не за этим, - сказал Малдер. – Меня зовут Фокс Малдер. Мы федеральные агенты и расследуем смерть мистера Стауффера. Простите за вторжение, мы не подумали о том, что шива еще длится.

- О да, мистер Малдер, - сказал мужчина. – Я слышал о вас. Профайлер из ФБР. Я раввин Яков Гольден. А ваша напарница…?

- Дана Скалли, - представилась она, предусмотрительно не протянув собеседнику руки. – Простите, раввин, но нам необходимо обсудить с вами очень важный вопрос. Вероятно, перед смертью мистер Стауффер мог заразиться одним опасным заболеванием, и членам его семьи следует принять меры предосторожности.

- Здесь брат мистера Стауффера, - сказал Гольден. – Уверен, он согласится поговорить с вами сразу же после того, как закончится утренняя молитва. И еще здесь младший сын погибшего, Дэвид. Мы собираем миньян.
[Миньян - в иудаизме кворум из десяти взрослых мужчин, необходимый для общественного богослужения и для ряда религиозных церемоний.]

- Сколько вас уже?

Скалли удивленно взглянула на напарника. С ее точки зрения, раввин мог с тем же успехом говорить на греческом – она бы разобрала примерно столько же, то бишь ровным счетом ничего, зато Малдер, всем известный агностик, кажется, прекрасно понимал, о чем толкует этот человек.

- Девять, - ответил раввин. – Тяжело собрать миньян утром в будний день. У нас небольшая коммуна, к тому же все на работе.

- Ждете кого-то конкретного?

Раввин кивнул.

- Но время молитвы скоро кончится. Боюсь, сегодня Дэвиду не удастся прочитать кадиш. Не по его вине, конечно, но он очень серьезно к этому относится, ведь это его долг перед отцом.
[Кадиш - еврейская молитва, прославляющая святость имени Бога и Его могущества и выражающая стремление к конечному искуплению и спасению]

Малдер кивнул, прикусив губу. Он неуверенно взглянул на Скалли, потом опустил голову и через некоторое время вновь посмотрел на раввина.

- Рабби, - начал он, - если хотите, я могу стать десятым, но я с восьми лет не носил кипу и не собираюсь начинать. Как вы думаете, остальных это не слишком заденет?

- Вы еврей, мистер Малдер? – спросил раввин, и тот кивнул в ответ. – Тогда, конечно, вы должны помолиться с нами. Какое имя вам дали при рождении?
 
KenaДата: Пятница, 2012-05-04, 8:11 PM | Сообщение # 170
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
- Давид бен Авраам, - ответил Малдер, с трудом выговаривая эти явно непривычные для него слова, неумело растягивая гласные и путаясь в ударениях. – Только, прошу вас, не просите меня читать Тору, я не владею ивритом.

- Хорошо, - согласился Гольден. – Тогда я скажу остальным, что можно приступать.

- Скалли, не подождешь меня здесь несколько минут? – тихо обратился к напарнице Малдер, когда раввин отошел. – Здесь не принято молиться вместе с женщинами, и я…

- Делай все, что требуется, - прервала его Скалли и мягко коснулась руки напарника. – Тот маленький мальчик, думаю, будет тебе очень благодарен.

Малдер, улыбнувшись, сжал ее руку и присоединился к Гольдену. Они подошли к ожидавшей их группе мужчин в кипах, среди которых был мальчик лет двенадцати. После тихого обмена репликами мужчины прошли в соседнюю комнату, и Малдер последовал за ними.

Спустя несколько минут, в течение которых никто из присутствующих даже не попытался с ней заговорить (Скалли невольно подумала, что причина кроется в крестике на ее шее, но упрекнула себя в излишней мнительности), она на цыпочках подошла к двери и прислушалась.

До нее донеслось какое-то бормотание – вероятно, на иврите. Все молились одновременно, но не в унисон. Скалли рискнула заглянуть внутрь и увидела Малдера, молча стоявшего в дальнем углу комнаты, сцепив перед собой руки и явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Внезапно голоса слились в единый хор.

«Йисгадал вэйискадаш шмэй рабо: бэолмо ди вро хирусэй вэямлих малхусэй: бэхайейхэйн увэйеймэйхэйн увэхайей дэхол бэйс Йисроэйл бааголо увизман корив вэимру Омэйн».
[В русской транскрипции одного из вариантов произношения приведен отрывок из т.н. «Кадиш дерабанан» - траурного кадиша. Здесь можно послушать, как этот текст звучит на иврите. Перевод этого отрывка примерно таков: «Да возвысится и освятится его великое имя в мире, сотворенном по воле его; и да установит он царскую власть свою; и да взрастит он спасение; и да приблизит он приход Мошиаха своего — при жизни вашей, в дни ваши и при жизни всего дома Израиля, вскорости, в ближайшее время, и скажем: Амен!»]

Скалли уже слышала этот текст: тогда она ничего не поняла, но Малдер объяснил, что это кадиш - священная молитва за упокой умершего. Она снова заглянула в комнату.

Мужчины склонились над молитвенниками. Мальчик, закутанный в такую же шаль, как у всех остальных, раскачивался из стороны в сторону, словно камыш на ветру, и молился, не пытаясь скрыть слез, катившихся по щекам.
[Во время утренней молитвы принято надевать особую шаль с бахромой — талес]

Мужчины, слегка раскачиваясь, молились вместе. Все, за исключением Малдера, который не двигался, только крепко закрыл глаза и склонил голову. Как он и предупреждал, на нем не было ни кипы, ни шали.

Он не молился. Конечно, нет. Он никогда не молился, что бы ни случилось, даже за Скалли, когда она чуть не умерла от рака. Если он когда-то и возносил молитвы, надеясь на возвращение Саманты, то давным-давно махнул на эти попытки рукой. И Скалли знала наверняка, что он никогда не молился за отца. Просто не верил, что это может сработать.

Но сейчас он все равно здесь - помогал одним своим присутствием маленькому мальчику помолиться в память о своем убитом отце.

А Скалли научилась этому так давно…

Она вдруг увидела себя так ясно, как будто это было вчера. Ей примерно столько же лет, сколько этому мальчику, и она молится, перебирая маленькие белые бусины четок, прося за души в Чистилище и за свою бабушку. «Отче наш» и десятикратно - «Радуйся, Мария» - молитвы, которые ее мать называла «Патер ностер» и «Аве Мария», и наконец – «Глория».
[«Патер Ностер» - лат. pater noster «отец наш», аналог «Отче наш».
«Аве Мария» - лат ave Maria «радуйся, Мария», аналог «Богородице дево радуйся».
«Глория» - лат. gloria «слава» - небольшой гимн, аналог краткого славословия «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь»]


Маргарет учили читать Розарий* на латыни. Эта традиция начала постепенно отмирать, когда Дана родилась. Но иногда она слышала, как Маргарет молится про себя на этом красивом мертвом языке. Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum. Benedicta tu in mulieribus...**
[*Классические чётки для Розария состоят из заключённых в кольцо наборов из бусин, распятия и медальона. Молитва Розария, читаемая по чёткам, представляет собой чередование молитв «Отче наш», «Радуйся, Мария» и «Слава», которым должны сопутствовать размышления о тайнах, которые соответствуют определённым евангельским событиям.]
[**Радуйся, Мария, благодати полная! / Господь с Тобою; благословенна Ты между женами…]
 
KenaДата: Пятница, 2012-05-04, 8:11 PM | Сообщение # 171
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
В то время Скалли понимала текст молитвы не лучше, чем сейчас - кадиш, но верила в силу этих слов тогда, и ныне. Что бы они ни значили, на каком бы языке их ни произносили, все равно имела значение лишь вера - вера в Господа, медицину и в науку, а когда Скалли лишилась и ее, осталась только вера… в веру Малдера.

Она вспомнила молитву, которой мать всегда заканчивала чтение Розария, - «Молитву Святого Бернарда». Она начиналась со слова memorare - «помни». Молящийся просил Богородицу помнить, что она не только мать Сына Божьего, но и мать всему человечеству.
[«Молитва Святого Бернарда»: Вспомни, о всемилостивая Дева Мария, / что испокон века никто не слыхал о том, / чтобы кто-либо из прибегающих к Тебе, / просящих о Твоей помощи, ищущих Твоего заступничества, / был Тобою оставлен. / Исполненный такого упования, прихожу к Тебе, / Дева и Матерь Всевышнего, / со смирением и сокрушением о своих грехах. / Не презри моих слов, о Мать Предвечного Слова, / и благосклонно внемли просьбе моей. Аминь]

Молитва… Воспоминание… Здесь присутствовала какая-то связь, помимо самого текста молитвы, что-то еще… что-то пугающее. Какая-то фраза, или стих, или песня с каким-то ужасным содержанием. Что же это? В голове у Скалли вдруг появилась тяжесть, думать стало трудно, мысли путались…

Малдер сказал, что она вспомнит. Он хотел, чтобы она вспомнила, а ей шли на ум только эти вызубренные давным-давно тексты. Если молиться про себя, размышляла Скалли бессвязно, то вспоминаешь саму молитву или как молиться?

Молись. Вспоминай. Знаю, эти слова как-то связаны, думала Скалли. Я и правда лишусь рассудка, если эта круговерть у меня в голове не остановится. Наверняка. Но где же связь? Она есть, совершенно точно. Но какая?

Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей… А потом - memorare…

Молись, а потом вспоминай.

Молись. Вспоминай. «Молю вас, милый, помните…»

Вот оно. Это из «Гамлета». Офелия, безумная Офелия произнесла эти слова в час смерти – точнее, самоубийства.
[Цитата приведена в переводе М. Лозинского с небольшими видоизменениями: оригинальная цитата – «Прошу вас, милый, помните…»]

Офелия погибла, потому что Гамлет не мог – или не хотел? – остановить ее. Он был чересчур одержим своей миссией, действуя по наказу невидимых призраков прошлого, пытаясь отомстить за убийство отца и неверность матери. Гамлет не желал, да и не мог понять, что Офелия погибала от собственной скорби.

А ведь все думали, что Гамлет безумен, хотя на самом деле именно разум Офелии пострадал и в конечном итоге был раздавлен окружавшими их кошмарами.

«Вот розмарин, это для воспоминания; молю вас, милый, помните…» А потом - прыгнула в воду и утопилась.

Да уж, сходство просто пугающее, думала Скалли.

Вот только Малдер – отнюдь не Гамлет. Он бы пожертвовал своим поиском ради того, чтобы спасти ее, и практически уже сделал это в прошлом году, когда она умирала. А потом пришел к ее больничной койке в искренней, нерушимой вере в то, что Скалли поможет ему выбрать правильный путь, даже если ей придется потратить на это последние оставшиеся у нее силы.

Когда явился священник, Малдер тихо ушел, с улыбкой приняв ее обещание молиться за него. Но у него не было веры в Господа. Веры в молитву. Веры во что бы то ни было, кроме истины и своей напарницы. Что для него значили эти слова – «я буду молиться за тебя»?

«Эйсэ шолэйм бимрэймов у яасэ шолэйм олэйну», - продолжали доноситься голоса из соседней комнаты.
[Устанавливающий мир в своих высотах, он пошлет мир нам и всему Израилю]

Прозвучало слово, которое Скалли узнала. «Шалом». Они молились о мире. И Малдер принес ей мир вчера вечером – примирил ее сердце и разум, сделал это добровольно и бескорыстно, несмотря на всю ту боль, что она ему причинила.

Да, Малдер ни во что не ставил красивые молитвы, воссылаемые к небесам, но он верил в нее. Верил, что Скалли пройдет этот путь сама, что силы не оставят ее, что она найдет в своем прошлом истину – такую ужасающую, что сама Скалли была полна решимости никогда о ней не вспоминать и не говорить.

Но она была там… Была, и Малдер знал об этом.

И Скалли тоже.

Молю тебя, вспомни, - словно говорил он. И, вспомнив, подари мир нам обоим.

Вэимру Омэйн!
[И скажем: Амен!]

Чтение кадиша завершилось.

Тихо и проворно, чтобы никто не успел ее увидеть, Скалли перекрестилась.

И ушла, погрузившись в задумчивое молчание.
 
KenaДата: Понедельник, 2012-05-28, 11:50 AM | Сообщение # 172
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
Красоты, что я в памяти храню, -
Не больше, чем пролог,
В сравнении с душой, которых в мире мало, -
Ценитель красоты, и рыцарь, и поэт.
И в мыслях я стремлюсь к тебе, ищу, как волны - берег.
Лишь там могу я обрести покой.

«К Э.» Сара Тисдейл [перевод Светы aka Светлячок, за что ей огромное спасибо!]


Глава тринадцатая (из тридцати)

Дом Стауфферов
8:15

- Мистер Малдер, не знаю, что еще добавить, - сказал Моррис Стауффер. – Я не возражаю против вскрытия, если благодаря ему вы кого-то спасете. Нет такой заповеди, которой нельзя было бы пренебречь, желая сохранить человеку жизнь. Уверен, вы осведомлены об этом. Но, тем не менее, сначала мне придется спросить мнения рабби.

Агенты вместе с братом покойного сидели в гостиной, опустевшей после того, как были произнесены утренние молитвы, и большинство гостей отправились на работу.

- Все равно мне тяжело поверить, что Джон был болен. Он никогда не работал с животными, насколько мне известно, и не имел описанных вами отметин на руках, - продолжал Стауффер. – Он ведь был архитектором.

- А зачем поехал за электротоварами так далеко – в Пенсаколу? – спросил Малдер.

Стауффер пожал плечами.

- Это было его хобби. Может, ему понадобилось что-нибудь, чего нельзя купить в Мобиле. Не знаю.

- У вашего брата были друзья в Пенсаколе? – спросила Скалли.

- Нет, насколько мне известно, - ответил Стауффер. – Он почти ни с кем не общался, кроме ребят из резерва.

- Резерва? – Малдер заметно оживился. – Какого резерва?

- Армейского, - ответил Стауффер. – Офицеры медицинского корпуса здесь, в Мобиле. Я знаю, к чему вы ведете. Зачем медицинскому корпусу понадобился архитектор?

- Чтобы проектировать больницы? – спросил Малдер с едва заметной улыбкой.

- Нет, - ответил Стауффер, покачав головой. – Джон служил в качестве клерка, отвечал за личные досье. Его это устраивало, потому что у них строевая подготовка проходит в будние дни, а не в шабат, как у остальных. Джон любил свою страну: взялся за работу, настолько не соответствующую уровню его образования, чтобы служить родине, не нарушая заповедей.

- Мистер Стауффер, вы не знаете, не оказывался ли ваш брат по долгу службы на Ближнем Востоке или в Персидском заливе? – спросила Скалли.

- Почему вы спрашиваете?

- Потому что там он мог подвергнуться воздействию интересующих нас бактерий, - ответила она.

Стауффер покачал головой.

- Нет. Их корпус не участвовал в боях со времен Вьетнама. Джон был отцом-одиночкой, вдовцом, и превыше всего ставил возможность находиться рядом с сыном.

- А что случилось с его женой? – поинтересовался Малдер.

- Умерла четыре года назад – ее сбил пьяный водитель, - невозмутимо произнес Стауффер.

- И кто теперь будет заботиться о мальчике? – тихо спросила Скалли.

- Он будет жить у нас, - ответил Стауффер. – Для всех нас это серьезная перемена, но мы справимся. – Он встал. – Если это все, агент Малдер, то мне пора идти и побыть с племянником.
 
KenaДата: Понедельник, 2012-05-28, 11:50 AM | Сообщение # 173
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
- Думаю, мы закончили, - сказал Малдер. – Скалли?

Она покачала головой.

Малдер вытащил из кармана визитку и ручку.

- Вот номер, по которому с нами можно связаться в ближайшие несколько дней, - сказал он, записывая телефон. – Если что-то вспомните, пожалуйста, позвоните. А если нас не будет в городе, свяжитесь с отделом ФБР в Бирмингеме. Номер на визитке.

- Не представляю, чем еще могу помочь, мистер Малдер, - сказал Стауффер, - но если вдруг что-то вспомню, то обязательно позвоню.

Агенты поднялись со своего места, и Стауффер внимательно оглядел Малдера.

- Мистер Малдер, знаю, что вы не соблюдаете заповеди, - сказал он. – Но я уверен, вы в курсе, что нельзя благодарить тех, кто совершает мицву. Тем не менее, я должен сказать вам спасибо от лица моего племянника за ваше участие в миньяне сегодня утром. Это, как говорится, было наивысшим проявлением чувства долга.

- Не стоит благодарности, - смущенно ответил Малдер. – Рад, что смог помочь.

- Вы очень помогли, - заверил его Стауффер, провожая агентов в боковую комнату, где все еще сидела небольшая группка скорбящих. – Обещаю позвонить, если что-нибудь вспомню.

- Спасибо, - поблагодарил его Малдер, оглядываясь по сторонам с таким видом, будто сам не мог понять, что вообще здесь делает. Скалли чувствовала его удивление так же явственно, как если бы Малдер задал этот вопрос вслух.

- Моя бабушка здесь, - сказал Стауффер, указав на пожилую женщину в углу комнаты. – Она хотела с вами поговорить.

Малдер, кивнув, подошел к старушке и, не говоря ни слова, встал рядом с ней. Скалли недоуменно наблюдала за его действиями.

Через мгновение женщина перевела взгляд на Малдера.

- Вы помогли поддержать моего правнука, - сказала она по-английски, но с сильным акцентом. – И поможете еще больше, если найдете и накажете человека, убившего его отца.

- Я найду его, - сказал Малдер. – Обещаю. Если это в моих силах.

Женщина крепко сжала пальцы Малдера, подняв худые руки и обнажив морщинистую кожу.

- Вы должны, - сказала она, доверчиво заглядывая агенту в глаза. – От моей семьи почти ничего не осталось.

Слезы текли по ее щекам, но Малдер не смотрел на лицо женщины. Его взгляд был прикован к ее руке – вытатуированным выцветшими синими чернилами цифрам. Большинство выживших после Холокоста старались скрывать эти красноречивые клейма под одеждой, если была такая возможность, и Малдер понимал, что женщина не случайно позволила их увидеть.

«Ты один из нас, - словно говорила она. - Эта потеря, как и все остальные, принадлежит тебе так же, как и нам».

Он нежно сжал руки женщины в своих и аккуратно опустил рукав ее кофты. Воцарилось недолгое молчание: Малдер напряженно обдумывал следующие слова.

- hа-Мако'м йинахе'м этхе'м бе-то'х шеа'р авеле'й Цийо'н в-Ирушала'им, - произнес он сбивчиво.

Миссис Стауффер кивнула в знак благодарности.

- Алия в'шолом, Давид Бен Авраам, - прозвучал ответ.
 
KenaДата: Понедельник, 2012-05-28, 11:50 AM | Сообщение # 174
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
***

Пока они ехали обратно в Мобил, Малдер долго хранил молчание. Скалли тоже не нарушала тишину, пытаясь тем самым выразить уважение к тяжелому эмоциональному испытанию, которое напарнику довелось только что пережить.

Он заговорил, только когда они были на полпути к городу.

- Я впервые принимал участие в миньяне, - сказал он. – Это было ни на что не похоже.

- Ты говорил, что в твоей семье не уделяли внимания религиозному воспитанию, - мягко сказала Скалли, надеясь удержать разговор в нейтральном ключе. – Странно, что ты хотя бы примерно представлял, что требуется делать.

- На самом деле не представлял. Я почти не сталкивался ни с какими церковными обрядами. Дедушка с бабушкой иногда брали меня с собой в шул, когда я был ребенком, - рассказывал Малдер. – Но когда дед умер, на этом все и закончилось. Мне тогда было примерно восемь. Отец не возражал против религиозного образования и даже бар-мицвы, но матери претила одна мысль об этом. На Винограднике, в Хейвене, есть синагога, но я ни разу там не был.
[Шул – «синагога» на идише]

- И на этом твое обучение закончилось?

- Нет. Мама отправила меня в подготовительную епископальную школу, когда мне исполнилось двенадцать. – Малдер рассмеялся. – Я наверняка знаю катехизис получше твоего.

- Наверняка, - согласилась Скалли. – Я ничего из него не помню, кроме определения таинства.

- «Видимый знак сокровенной божественной благодати», - с легкость воспроизвел текст Малдер. – Видишь? Наизусть помню. Хочешь, перечислю все семь таинств?

- Нет, спасибо, - сухо отказалась Скалли. – Я впечатлена, Малдер, или как тебя сегодня угодно величать? Что за именем они тебя называли? Никогда его раньше от тебя не слышала.

- Им меня окрестили в час моей величайшей потери, - ответил он с ухмылкой. – Когда мне было восемь дней от роду.

- Обрезание, - сказала Скалли, скрестив руки на груди. – Я уже догадалась, Малдер, можешь продолжать.

- Ладно тебе, Скалли, не будь ханжой! – поддразнил ее Малдер. – Наверняка тебе и самой парочку приходилось сделать.

- Это к делу не относится, - чопорно провозгласила она. – Ну так? Почему у тебя два имени?

- Потому что Фокс – семейное имя Малдеров, но Малдеры не иудеи, - ответил он. – Дед по отцовской линии не был евреем. А родители матери пришли в ужас, когда узнали, какое имя мне собираются дать. Сказали, что Фокс не годится для еврея, а Уильям – еще хуже. Слишком христианское. Без обид, Скалли, - торопливо добавил Малдер.

- Никаких обид, - ответила она. – Значит, им не удалось отстоять еврейское имя?

- Юридически нет, - сказал Малдер. – Но родителям пришлось кое-чем поступиться: они добились обрезания и потребовали, чтобы на обряде мне дали имя Давид. Моего отца на иврите зовут Аврам – то есть Авраам. Так и получилось имя Давид Бен Авраам – Давид, сын Авраама.

- У него есть какое-нибудь особое значение?

- Да, есть, - ответил Малдер с напускной легкостью. – Давид значит «любимый», Авраам – «отец народов».

Любимый сын Авраама. Скалли вспомнила Ветхий Завет: Господь наградил Авраама за готовность принести своего единственного сына в жертву. Но смог ли Исаак простить отца?

«Кадиш – вот его долг перед отцом, - подумала она. - Долг, который в случае Малдера так и остался неоплаченным».

Она заставила себя вернуться мыслями к настоящему.

- Значит, у тебя есть это имя, но оно не имеет юридической силы? – спросила она так непредвзято, как только могла. – У него нет никакого значения, кроме религиозного?

- Именно так, - ответил Малдер, с интересом взглянув на напарницу.

- Прямо как то имя, что мне дал епископ при конфирмации, - сказала Скалли, не подумав, просто из желания продолжить разговор, – когда мне было двенадцать.

И осознала свою ошибку, как только увидела неприкрытое любопытство в глазах Малдера.

- И что же это за имя? – спросил он, пытаясь не выдать горячей заинтересованности.

- Ни за что не скажу, Малдер, - ответила Скалли, помотав головой. – Я лучше умру на месте.

- Ой, ну ладно тебе, Скалли, - сказал он. – Я же тебе рассказал. Твоя очередь. Или мне просто позвонить твоей матери? Наверняка у нее найдется целая куча замечательных историй…
 
KenaДата: Понедельник, 2012-05-28, 11:50 AM | Сообщение # 175
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
- Схоластика, - выпалила Скалли, перебив Малдера на полуслове.

- Прошу прощения?

- Имя – Схоластика, - повторила она холодно. – В честь Святой Схоластики Бенедектинского ордена, которая, как тебе прекрасно известно, была прославленным ученым. Отец так решил. Так что мое полное христианское имя – Дана Кэтрин Схоластика. Даже не думай хоть раз назвать меня так.

- Не буду, - ответил Малдер, - если пообещаешь не звать меня Давидом.

- Я даже Фоксом тебя не называю, - сказала она, выгнув бровь. («Иногда называешь», - подумал Малдер, но не стал прерывать напарницу.) – Так с чего бы мне называть тебя Давидом? Ладно, договорись. Никакой Схоластики – никакого Давида. Эту тайну я унесу с собой в могилу. Только еще один вопрос.

- Как всегда, - сказал Малдер, улыбнувшись. – Что на этот раз?

- Что ты сказал миссис Стауффер? – спросила Скалли. – Ты говорил, что не знаешь иврит, но я почему-то уверена, что это он и был.

- Ну да, просто парочка фраз, - ответил Малдер, явно чувствуя себя неловко. – Это традиционное приветствие скорбящих, молитва об утешении.

- И что она значит?

- «Да утешит вас Всевышний вместе с другими скорбящими о Сионе и Иерусалиме», - ответил Малдер. – Старая молитва.

- Да уж, древнее всех, которые знаю я, - сказала Скалли. – Красиво.

Малдер пожал плечами.

- Наверное.

- А что она ответила?

- «Иди с миром», - тихо сказал Малдер.

- Произнеси на иврите, - попросила Скалли. – Хочу выучить.

Малдер покачал головой.

- В другой раз, хорошо, Скалли? Мне надо подумать.

- Ладно, - согласилась она. – В другой раз.

Дальше они ехали молча.
 
KenaДата: Понедельник, 2012-05-28, 11:51 AM | Сообщение # 176
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
***

Остаток дня агенты провели по отдельности: Малдер вновь погрузился в материалы дела и делал телефонные звонки, пытаясь составить портрет убийцы.

Скалли, получив разрешение семьи Стауфферов, провела большую часть дня в суде округа Мобила, чтобы добыть ордер на эксгумацию тела. Она собиралась провести ее поздно ночью, почти под утро: тогда там наверняка почти не окажется свидетелей, и ей будет ассистировать судмедэксперт Мобила.

Это ее не беспокоило. Все медэксперты – высококвалифицированные патологоанатомы, а значит, и этот отреагирует нормально, если она проведет вскрытие сама или позволит сделать это ему, если тот настоит. Так или иначе, в результате они узнают, проникла ли бацилла антрацис в тело Джонатана Стауффера накануне его гибели.

К восьми часам вечера Скалли дошла до предела. Дел оставалось еще много - как обычно, и не стоило никакого труда найти себе оправдание и провести всю ночь за работой вместо того, чем она планировала заняться.

И если так и поступить, то Малдер совсем скоро вычислит убийцу и уедет, а значит, уже завтра вечером она вернется в свою квартиру и будет размышлять, приставить ли ей дуло к виску или засунуть в рот.

Нет. Зло по-прежнему там, внутри нее, но выход есть – и сейчас этот «выход» сидел один в четырех стенах, уставившись на ужасающе жестокие фотографии.

Но Скалли знала: ради нее он остановится.

Она вытащила мобильный и нажала кнопку быстрого вызова, которую с недавних пор снова занимал телефон Малдера. После восьми гудков она уже готова была сдаться, но вдруг напарник ответил.

- Малдер, - послышался знакомый голос.

- Малдер, это я, - сказала Скалли. – Собираюсь возвращаться в отель. Хотела спросить, не окажешь ли ты мне услугу.

- Конечно, если смогу, - ответил он. – Что случилось?

- Позволишь мне угостить тебя ужином?

Долгое молчание.

- Ну да, наверное, - осторожно сказал Малдер. – Я собирался еще немного поработать…

- Ты собирался поработать гораздо дольше, - поправила его она. – Но если ты ко мне присоединишься, я буду тебе очень благодарна.

Скалли услышала его нерешительный вздох.

- Хорошо, - согласился он в конце концов. – У тебя моя машина, значит, увидимся здесь через несколько минут.

- Договорились.

Скалли повесила трубку.
 
KenaДата: Понедельник, 2012-05-28, 11:51 AM | Сообщение # 177
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
***

Отель «Пемброк Инн»
Пятница, 5 марта
00:07

Ужин прошел отлично, что приятно удивило обоих агентов. Они пошли в разрекламированный ресторан морепродуктов неподалеку от отеля, где действительно предлагались свежие креветки, крабы и устрицы прямо из Мексиканского залива. И даже позволили себе выпить немного вина – редкий случай, но почему-то именно сегодня это показалось совершенно уместным.

В какой-то момент Малдер вдруг затих и так напряженно уставился на свою тарелку, что Скалли не удержалась и спросила напарника, в чем дело.

- Я просто подумал, - начал он, - что если бы воспитывался в религиозном духе, то никогда бы не попробовал морепродукты. Они не кошерные. Я бы тогда, наверное, с голоду помер, если бы так и остался на Винограднике.

- Становись католиком, - посоветовала Скалли. – Лобстеров можно есть во время поста.

Они рассмеялись и смеялись так долго, что Скалли вдруг почувствовала, как полегчало на душе – впервые за долгое время, за долгие годы. Эта нависшая над ней туча, что-то страшное - воспоминание, которого добивался от нее Малдер, не волновало ее сейчас, в этот момент. Простая радость от того, что Малдер рядом, переполняла ее душу и тело, и там просто не осталось места для страха.

Но потом ужин закончился. Малдер проводил ее до номера и зашел внутрь без всяких возражений.

Он знал, что с ней что-то не так. Всегда знал.

Малдер устроился в кресле, глядя на бухту, и обнял за талию присевшую рядом на подлокотник Скалли.

- Ты очень любишь воду, да? – тихо спросила она.

- Не так, как ты, - ответил Малдер, не оборачиваясь. – Кажется, что это неотъемлемая часть пейзажа, что все важные места в мире обязательно должны находиться на воде. – Он посмотрел на Скалли и мягко улыбнулся. – Иногда, когда мы с тобой выезжали на расследование куда-нибудь вглубь страны - вроде Небраски, я часто ловил себя на том, что каждую секунду за рулем ожидал, что мы вот-вот подберемся к воде.

- Конечно, ты же так долго прожил на острове меньше 80 километров длиной, - предположила Скалли.

- Меньше сорока, - поправил ее Малдер. – И примерно в восемь километров шириной в самой широкой точке. Крохотное местечко. Но расти там было здорово… - его голос затих, и Скалли знала, почему.

- Саманта тоже выросла где-то, Малдер, - сказала она, нежно погладив его по голове. – И где-то живет сейчас. Может, ты и правда ее видел.

- Не знаю, - сказал он, и в его глазах появилась боль, ставшая такой привычной. – Наверное, никогда и не узнаю. За последнее время я так мало сделал для того, чтобы ее отыскать, что не заслуживаю большего.

- Нет, заслуживаешь, - возразила Скалли и, наклонившись, поцеловала напарника. – И когда-нибудь выяснишь правду. Все обязательно изменится.

- Постараюсь не переставать в это верить, - сказал Малдер, обхватив Скалли еще крепче. Они долго сидели так, молча глядя на воду, и вдруг вся неловкость, возникшая еще в декабре и так и не исчезнувшая с тех пор, испарилась.

Наконец Малдер повернулся к напарнице.

- Ладно, Скалли, выкладывай, - сказал он решительно, но мягко. – Ты ведь не просто так меня пригласила на ужин, и сейчас я здесь наверняка по какой-то причине.

- Конечно, - не стала спорить она и взъерошила его волосы. – Ты здесь, потому что я этого хочу.

- Спасибо, но я бы хотел услышать что-нибудь менее обтекаемое, - сказал Малдер. – Ну давай, ты же знаешь, я все равно выбью из тебя признание, если придется.

- На твоем месте я бы не стала, Малдер, - шутливо сказала Скалли. – Я надеру тебе задницу, если придется. И даже могу выстрелить еще разок.

- Ой-ой, как страшно, агент Скалли, - съязвил он, но вмиг посерьезнел. – Давай, Скалли, рассказывай. Хватит ходить вокруг да около. Ты что-то скрываешь.

Малдер замолчал, дав ей возможность ответить, но она ничего не сказала.

- Скалли, - тихо позвал он. – Дело в том, о чем мы говорили прошлым вечером?

Она кивнула.
 
KenaДата: Понедельник, 2012-05-28, 11:51 AM | Сообщение # 178
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
- Хочешь это обсудить?

- Нет. – Она снова замолчала. – То есть да, я… думаю, мне это нужно. Но мне страшно, Малдер.

- Понимаю. – Он медленно погладил ее по спине, пытаясь успокоить. – Ты не обязана говорить, если не готова. Как ты верно отметила, я твой напарник, а не психоаналитик.

- Но это необходимо, - сказала она, посмотрев Малдеру в глаза. – Я это осознаю. Осознаю, что что-то осталось недосказанным, и мне кажется, помню, что именно. – Она вздрогнула. – Если я права… тогда это станет самой ужасной ночью за всю мою жизнь.

- Возможно, - мягко согласился Малдер. – Поэтому повторю еще раз – ты не обязана это делать.

- Обязана, - сказала Скалли и пересела с подлокотника на колени Малдера. – Мне кое-что нужно от тебя, Малдер. Две вещи.

- Хорошо, - ответил он. – Какая первая?

- Поцелуй меня как следует, - прошептала она, обвив руки вокруг его шеи.

- С этим я справлюсь, - тихо сказал Малдер, обняв Скалли обеими руками. Их губы встретились.

Скалли открыла рот, и язык Малдера проскользнул внутрь, пробуя на вкус каждый миллиметр. Поцелуй был страстным, жадным, и на секунду Скалли захотелось поддаться искушению и не останавливаться, позволить их страсти соединиться в едином порыве, пока они, забыв все предосторожности, не рухнут на постель…

Но ничего не выйдет - она это знала. На самом деле ничего не изменилось, пока нет: если она не остановится, все кончится так же плачевно, как два дня назад, и после этого обратной дороги не будет. Скалли неохотно прервала поцелуй и прислонилась лбом ко лбу Малдера, дав им обоим время отдышаться.

- А какая вторая? – шепотом спросил он, прижавшись губами к ее волосам.

Скалли закрыла глаза, глубоко вдохнув в попытке успокоиться.

- Прежде, чем я начну, хочу, чтобы ты кое-что узнал, – сказала она, но внезапный приступ страха заставил ее замолчать. Малдер ничего не произнес, позволив ей самой выбрать подходящий темп повествования.

Но Скалли не могла заговорить: несмотря на долгие часы самоанализа и подготовки к этому разговору, она не в состоянии была заставить себя открыть рот и произнести нужные слова.

И вдруг, неожиданно даже для самой себя разразилась слезами, уткнувшись в плечо напарника, пытаясь заглушить громкие всхлипывания, стиснув в руках воротник его рубашки так яростно, что начали расходиться швы. Малдер только прижимал ее к себе и ждал, когда буря минует.

- Прости, - извинилась Скалли, когда наконец немного успокоилась, но так и не смогла говорить спокойно, не сбиваясь на каждом слове. – Я очень хочу все обсудить. Поэтому и пригласила тебя поужинать вместе.

- Я никуда не ухожу, - тихо сказал Малдер. – Не торопись. Я все понимаю.

- Никто не понимает, - прошептала Скалли.

- Неправда, - возразил Малдер.

- Правда, - сказала она. – Никто. Даже мама.

- Расскажи мне, что с тобой, - предложил он. – Может быть, я пойму. Хорошо?

- Но я и сама не знаю, что со мной, - призналась Скалли, громко всхлипывая. – Просто все время вспоминаю тот вечер, когда мы в последний раз здесь были - когда меня ранили, и я думала, что умру. Каждую ночь мне снятся сны. Я даже чувствую запах грязи, просыпаюсь с криками, и мои руки болят. Больше всего на свете мне хочется хотя бы ночь проспать, не вспоминая об этом.

- Не сомневаюсь, - сказал Малдер. – Ужасно, когда не можешь спокойно спать.

Она прижалась к нему.

- Малдер, - стыдливо прошептала она, - мне страшно. Страшно каждую секунду. Я вскакиваю по ночам, потому что мне чудится, будто кто-то проник в квартиру. Теперь я сплю с пистолетом под подушкой и, если есть выбор, не хожу никуда, где мне бы пришлось его сдавать – ни в тюрьмы, ни в суды. Мне страшно без оружия. И еще страшнее…

Она внезапно замолчала, прервавшись на полуслове.

- Еще страшнее иметь его при себе? – мягко подтолкнул ее Малдер. – Страшно, что захочется им воспользоваться?

Скалли кивнула, избегая его взгляда.

- Скалли, посмотри на меня, - сказал Малдер и дотронулся до ее подбородка, заставив заглянуть ему в глаза. – Я знаю, через что ты проходишь. И был ровно в такой же ситуации – сжимал пистолет в руках, пытаясь набраться смелости засунуть его в рот и нажать на курок. Да, это страшное испытание, ужаснейшее, и его невозможно преодолеть за один вечер.

- Ты никогда не был в таком состоянии, как я, - сказала Скалли, покачав головой. – Никогда. Тебе всегда удается держать себя в руках, продолжать работать. А мне нет.

- Хотел бы я, чтобы так оно и было, - сказал Малдер с улыбкой одновременно такой любящей и такой печальной, что сердце Скалли жалобно сжалось, хотя она сама не понимала, почему.

- Что ты имеешь в виду? – тихо спросила она.

- Как я и сказал, я был в такой же ситуации, - тихо ответил он. – Ровно в такой же. И могу рассказать тебе в деталях, на что это похоже – ночные кошмары, эмоциональное оцепенение, неспособность работать, недоверие к себе, зацикленность на своих ошибках, панический страх от малейшего шороха… Мне продолжать?

- Нет, - сказал Скалли, и по ее сдавленному голосу Малдер понял, что слезы снова вот-вот польются. – Не надо, Малдер, довольно.
 
KenaДата: Понедельник, 2012-05-28, 11:54 AM | Сообщение # 179
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
Малдер молча обнимал ее.

- Я больше ничего не скажу, если не хочешь, - произнес он. – Но иногда очень помогает выразить свою проблему словами, узнать, что ты не одна такая и что с этим можно справиться. Для этого состояния есть специальное название.

- Наверное, я догадываюсь, какое название ты имеешь в виду, - шепотом сказала она. – Но не уверена, что ты прав.

- И сейчас ты скажешь, что я не имею права ставить тебе диагноз, - мягко подшутил он. – Это мы уже проходили.

- Ты не врач, - подтвердила его догадку Скалли, пытаясь улыбнуться. – Нечего лезть на мою территорию.

- Тогда сама скажи, - предложил он, погладив ее по волосам. – И будем считать это официальным диагнозом.

Скалли покачала головой.

- Не могу. Не хочу признавать, что у меня психическое заболевание. Даже самой себе.

- Я бы скорее назвал это сильной эмоциональной реакцией, - мягко сказал Малдер. – У тебя нет никакой врожденной психической болезни, Дана. Просто твоя психика определенным образом реагирует на колоссальный стресс, с которым ты не сумела вовремя справиться.

- И на воспоминания, от которых я прячусь, - продолжила Скалли, и от этих слов ее передернуло.

- Именно. Но ведь ты все прекрасно помнишь. – Это не прозвучало как вопрос.

Скалли кивнула.

- Помню. И знаю, что не так со мной.

- Скажи мне, - попросил он, прижав напарницу к себе чуть крепче, чтобы подбодрить.

Воцарилось долгое молчание. Малдер почувствовал, что Скалли снова изо всех вцепилась в него, и что его рубашка снова промокла от слез. Он хотел сказать что-нибудь ободряющее, но, как назло, не мог придумать ни единой фразы, и поэтому только сжимал ее в объятиях.

И вдруг услышал что-то, произнесенное настолько тихо, что он ничего не разобрал.

- Что ты сказала, Скалли? – спросил он.

- Я сказала «посттравматическое стрессовое расстройство», - повторила она чуть слышным шепотом и подняла заплаканные глаза на Малдера. – Это ведь оно?

- Думаю, да, - мягко согласился он. – Налицо все основные симптомы: ночные кошмары, рецидивирующие воспоминания, желание избежать разговоров о произошедшем, внезапные приступы ярости. Но стыдиться тут нечего, Скалли: ПТСР – обычное заболевание для людей нашей профессии.

- Малдер, все это мне прекрасно известно, - сказала Скалли, вытирая слезы. – Разумом я все понимаю. Но…

- И я понимаю, - очень тихо произнес Малдер. – И не только разумом. Думаю, ты давно об этом догадывалась.

Она промолчала.

- Скалли, - тихо позвал ее он. – Ведь ты, конечно, знала?

- Не наверняка, - прошептала она.

- Может, тебе просто не хотелось это замечать – ни во мне, ни в себе самой, - сказал Малдер с сочувствием, надеясь, что слова не прозвучали слишком резко. – И я тебя не виню, раз так тебе проще.

- Конечно, не проще, - быстро попыталась переубедить его Скалли. – Поверь мне, пожалуйста. Я все понимала. Я не психотерапевт, Малдер, но мы столько времени проводим вместе, что мне не составляет труда заметить, что что-то не так.

- Тебе просто не хотелось с этим связываться, - продолжил Малдер. – Повторю: я не виню тебя.

- Все совсем не так, Малдер, - с уверенностью в голосе возразила Скалли, покачав головой. – Причина не в этом. Ты всегда был таким сильным, готовым подставить мне свое плечо, двигаться дальше, даже если едва мог пошевелиться от боли. И я решила, что не права, что ошиблась.

- Всякий в состоянии продержаться какое-то время, Скалли, - сказал Малдер. – Но для того, чтобы восстановиться, недостаточно просто преодолевать день за днем.

- А что еще?

- Нужно избавиться от причины. Но сначала – понять, что ею является, - ответил Малдер, осторожно убрав прилипшую к заплаканному лицу Скалли прядку волос. – Мне для этого потребовалось немало времени, и я все еще не справился окончательно.

- Но ведь ты знаешь, в чем причина, - сказала Скалли. – Саманта.

- Не только, - сказал он спокойным голосом, но Скалли расслышала в этих словах странную напряженность и стыд – оттенки, которых никогда не замечала раньше.

- Есть что-то еще, Малдер? – спросила она.

Он кивнул.

- Да.

- Ты можешь мне рассказать?

Он грустно рассмеялся.

- Не знаю. Никогда не пробовал.

- Никогда никому не говорил?

Он покачал головой.

- Никому.

Скалли задумчиво молчала, пытаясь вспомнить все, что знала о Малдере, все, что помогало ему не останавливаться в своем поиске. Потеря Саманты стала таким глобальным, таким невероятным, таким всепоглощающим событием, что оно, казалось, сделало его невосприимчивым ко всему остальному…

Нет. Это не так. Он во всем доискивался до правды, и не только о своей сестре. Жаждал найти истину так страстно, что даже позволил какому-то шарлатану продырявить себе дырки в голове, вколоть неизвестные лекарства и провести какую-то непроверенную и, вероятно, опасную терапию, чтобы заполнить пробелы в памяти. Это сработало в определенной степени, пробудив воспоминания, которые принесли вместо утешения лишь новые муки и сомнения.

После той «терапии» Малдер отправился к своей матери, умоляя ее рассказать, что правда, а что – ложь. Действительно ли она хотела, чтобы забрали его, а не Саманту? Действительно ли изменяла его отцу с самим Курильщиком?

Когда Скалли увидела Малдера в следующий раз, то подумала, что он сошел с ума – в его руке был зажат пистолет, а на лице красовался синяк от пощечины.

И, вспоминая, Скалли вдруг поняла, о чем он не рассказал ей.

- Она жестоко обращалась с тобой, - прошептала она. – Твоя мать.

Слова ранили его, даже несмотря на то, что были вполне ожидаемы. Малдер резко закрыл глаза, дернулся, словно от удара, и отвернулся.

Медленно, осторожно Скалли привстала и обняла напарника, почувствовав, как его руки сжали ее тело, одновременно утешая и прося об утешении.

- Я никогда никому не рассказывал, - признался он наконец, горько усмехнувшись. – И до сих пор не уверен, что могу это сделать. И я еще доказывал тебе, как важно обговорить случившееся…

- Значит, я была права, - сказала Скалли, мягко, нежно поглаживая его по спине. – Ты действительно был забитым ребенком.

Он едва заметно кивнул.

- Как ты поняла? – спросил Малдер, и Скалли снова услышала нотку вины, стыдливости в его голосе – голосе человека, систематически подвергавшегося издевательствам, так и не готового до конца поверить в то, что так или иначе не заслужил эту жестокость. «Миссис Малдер, - думала Скалли, - я бы с радостью прикончила вас прямо сейчас, если бы не та наивная, все еще живущая в вашем сыне надежда на то, что однажды вы все-таки полюбите его».

- По тебе не скажешь, - ответила Скалли. – Не думаю, что догадался бы кто-нибудь, кто не знает тебя так хорошо, как я.

- Таких больше нет, - сказал Малдер, прижав ее к себе. – Ты единственная из пяти миллиардов, Скалли.

- Да, я помню, - сказала Скалли и повторила недавний жест Малдера, убрав упавшую ему на глаза прядь волос. – Я верю тебе. И давно знала, что ты страдаешь, просто не понимала, почему.

- Как и я, Скалли: знаю, что ты страдаешь, но не вполне понимаю, почему, - сказал он. – Я не хочу, чтобы все эти трагедии стояли между нами и дальше. Так невозможно работать. И жить.

- Я тоже этого не хочу, Малдер, - сказала Скалли. – Но если тебе слишком тяжело…

Он покачал головой.

- Не тяжелее, чем тебе. – Он обхватил ее покрепче и вздохнул. – Может, время пришло. И, может, если я справлюсь, то и ты сможешь.
 
KenaДата: Понедельник, 2012-05-28, 11:55 AM | Сообщение # 180
Смилодон
Группа: Орден Фикрайтеров
Сообщений: 500
Репутация: 4
Статус: Offline
***

Он сбивчиво рассказал свою историю, с невероятным усилием выдавливая из себя каждое причинявшее невыносимую боль слово. Скалли помогала ему, успокаивая, придавая решимости, и он отвечал ей тем же.

***

Удивительно то, начал он, что все началось вовсе не с того дня, когда исчезла Саманта.

Долгие годы ему приходилось быть свидетелем горячих ссор и споров между матерью, отцом и человеком, которого Малдер не знал, - человеком, от которого всегда пахло сигаретным дымом.

Воспоминания о незнакомце были неясными, размытыми. Не меньшего труда Малдеру стоило вспомнить, как на него кричали, выгоняли из комнаты, как отец бил мать, как они с Самантой тихонько прятались за закрытыми дверьми, поддавшись страху, пытаясь успокоить друг друга.

День, когда Саманту забрали, - 27 ноября 1973 года – день, навеки отпечатавшийся в его памяти, - стал точкой отсчета, начиная с которой события приобрели новый, не поддающийся описанию оборот.

Малдер присутствовал при ее похищении, но замер от ужаса, не смог ничего сделать. Он пытался достать револьвер отца, но выронил оружие, и патроны разлетелись по полу. Он словно окаменел. И не смог помочь сестре.

Ее не стало.

В тот день Фокс Малдер не просто потерял сестру. Он потерял единственного человека, который понимал его, который смотрел на него с уважением и по-настоящему жил с ним вместе - не только физически, но и духовно. И что еще хуже, он потерял свое детство и любовь родителей – в основном, матери, потому что она почему-то винила во всем именно сына. Иногда молча, иногда вслух, но всегда – каждым взглядом, каждым жестом она давала понять, что он виноват.

«Это ты позволил им забрать Саманту. Ты должен был защищать ее. Но позволил ее забрать».

И с тех самых пор, что бы он ни сделал, ничто не устраивало его мать. Всех ошибок, что он совершал, Саманта, разумеется, никогда бы не допустила. Она никогда не выросла бы такой неблагодарной, такой ленивой, такой глупой, такой неловкой, как он.

Его оценки, всегда настолько высокие, что достойны были стены почета, скатились до троек, да и те ставили из жалости, чтобы не поднимать вопрос об отчислении. Он стал плохо себя вести и превратился в штатного клоуна начальной школы Чилмарка. И это вызвало еще больше упреков со стороны матери.

«Саманта в жизни не получила ни одной четверки, даже в ее возрасте, и знала, как следует себя вести, - холодно сказала она сыну. – Если уж мне суждено было потерять одного из детей, не понимаю, почему я лишилась дочери, которая ни разу в жизни меня не разочаровала».

Ему больно было слышать такое, но Фокс не стал спорить. Мать была права: во всем его вина. Он отвернулся, залившись румянцем от стыда, и поднялся в свою комнату, где и провел следующие три часа, свернувшись клубочком в шкафу, пытаясь сдержать громкие рыдания, чтобы никто не услышал.

Отец ничего не сделал, только погряз еще глубже в пьянстве, топя в вине свое горе, страдания сына, холодность жены и висевший камнем на шее груз вины. Семья Малдеров жила почти в полном молчании: дни, даже недели проходили в безмолвии, без единого слова родителей в адрес сына. Они даже не отвечали, если он заговаривал первым.

Однажды, доведенный до отчаяния отстраненностью матери, Фокс упал на колени и принялся умолять ее, рыдая, сказать хоть что-нибудь, хоть одно словечко.

Она посмотрела на него с нескрываемым презрением.

- Сопляк, - сказал она и ушла.

Это был конец. Если бы она просто убила его, это и то было бы человечнее.

Когда оценки окончательно скатились на двойки, жестокие слова сменились оплеухами, но мальчик был даже рад физическому насилию – боль от ударов казалась облегчением по сравнению с куда более пронзительной болью от осознания того, что его не любили, а порой и вовсе не замечали.

Он жил в полном одиночестве, не имея ни единого друга, которому мог бы довериться и открыться, загнанный в ловушку собственным гневом, неспособный справиться с мучившими его бесами и спать по ночам из-за непрекращающихся кошмаров. Он хотел ответить матери тем же - ударить ее, чтобы наказать за то, что плакал из-за нее, как ребенок, а потом ненавидел себя за эти мысли.

Но поделиться ни с кем не мог.

Отец ушел, и физических расправ стало меньше: ремень висел в шкафу как вечное напоминание и угроза, но почти не использовался. Фоксу все равно приходилось быть начеку, ведь в наказание за малейший проступок он продолжал регулярно получать пощечины, постоянную холодность и безмолвный укор.

Она не позволяла сыну говорить ни об отце, ни о сестре. Некоторые вещи, говорила она, лучше навсегда забыть. Он внял совету матери: забыл, насколько смог, все события, которые разрушили его семью и отняли у него детство.

Следующим сентябрем, за месяц до его тринадцатого дня рождения, мать отправила Фокса на континент, в Академию Сент-Олбанс. Это было настоящее спасение – и в то же время ссылка. И полное забвение.

Отчаянно надеясь вернуть ее расположение, Малдер начал делать успехи в учебе, заставляя себя работать все больше и больше – и в классе, и на стадионе. Любая оценка ниже пятерки с плюсом вводила его в такой ужас, что он готов был покончить с собой. И ждал того дня, когда мать увидит, чего добился ее сын, поймет, что он заслуживал жить дальше, даже несмотря на то, что сестре повезло меньше.

Но это ничего не значило для нее. Идеальные табели, спортивные призы, даже стипендия Родса расценивались как нечто само собой разумеющееся и ни во что не ставились. Ему даже не позволяли рассказать кому-нибудь о своих достижениях – это, как говорила мать, было непозволительным хвастовством.

В конце концов Фокс Малдер вырос и стал мужчиной, но внутри него по-прежнему оставался маленький мальчик – вечный пленник молчаливого материнского презрения.

Позже, проходя терапию, он начал вспоминать случившееся в день исчезновения Саманты. Найти ее стало его главной целью, и ей он посвятил себя без остатка, ведомый лишь своими отрывочными воспоминаниями. Он многим рассказывал историю сестры – и тем, кто верил в его теории, и скептикам.

Но историю своей жизни без нее не рассказывал никому…
 
Resist or Serve » Креативность » X-files FanFiction » Изба-читальня: "И смерть свою утратит власть"
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024